Мифы о русской демократии, грязи и «тюрьме народов» - стр. 82
.
Итак, русский православный святой – внук баскака, оставившего Орду и прижившегося на Руси. Где вы, господин Пайпс?
Точно так же и евразийцы, рассказывая сказочки о русско-степной и особенно русско-татарской идиллии, вынужденно игнорируют факты. Уже о половцах и печенегах в летописях Древней Руси упоминали как о «поганых» и о «горе степном». В «Слове о полку Игореве» сказано:
«О каком-то культурном взаимодействии Руси и татарщины можно говорить, опять-таки лишь закрыв глаза на длинный ряд красноречивых свидетельств… что русское национальное самосознание вырастало не на почве тяготения к татарщине, а прямо наоборот, на почве возмущения татарским игом и сознательного отталкивания от татарщины, как от чужеродного тела в русской жизни. Это чувство объединяло всех русских людей от простой деревенской женщины, пугавшей своего ребенка “злым татарином”, до монаха-летописца, именовавшего татар не иначе как “безбожными агарянами”, и до любого из князей, неизменно заканчивавшего все свои правительственные грамоты выражением на то, что Бог “переменит Орду”.
Куликовская битва, завоевание Казанского ханства воспринимались народным сознанием как великие акты национально-религиозного значения. И вот всю эту подлинную историческую действительность нам хотят подменить какой-то трогательной русско-татарской идиллией!»[125]
К сказанному можно добавить еще одно: для русских не было никого страшнее и хуже, чем татары. Причем речь идет явно не о казанских татарах, даже не о крымских татарах, «прославленных» страшными набегами и уводом в рабство людей. По тексту фольклорных песен очень хорошо видно, что речь идет именно о татарах – сборщиках дани, баскаках, чиновниках Золотой Орды:
Ни шведский «потоп» XVII века, ни века противостояния с Литвой и Польшей, ни набеги варягов не впечатались так жутко в народное русское сознание. Нет в народной памяти ни поляка, ни немца, ни шведа – такого же беспощадного «сосальщика» дани, насильника, убийцы.
В дореволюционной истории ни выход к Балтике в начале XVIII века, ни взятие Варшавы в 1794 году, ни взятие Берлина в середине XVIII столетия или Парижа в 1814 году никогда не поднимались на Руси до такого уровня значимости, как взятие Казани или Крыма. Эта победа возводилась в ранг религиозной, победы «правых и славных» над «погаными», победы добра над злом.
Таковы факты.
Завоевывая Казанское ханство, русские продолжали войну с Золотой Ордой. Вот только проявлялось это не в особой жестокости. Скорее в необыкновенной популярности этой войны, в готовности пожертвовать чем угодно во имя разрешения векового спора.