Межлуние - стр. 56

В ее голосе зазвучали мягкие нотки.

Торе учтиво поклонился и попятился назад: было что-то пугающее в образе несчастной женщины. Возможно, этому способствовало черное платье в отблесках свечи, прикрытое измазанным кровью передником – в дополнение к обязательствам представителя семьи, Гемма взяла на себя смелость заменять полевого хирурга. В молчании, с усталым и каким-то потухшим взглядом синьорина наблюдала за тем, как он отступает. Как ни противно признавать собственные недостатки, у него не хватило духу предложить свои услуги женщине, не ищущей выгоды в спасении чужой жизни. Клирик остановился у двери, своевременно найдя источник своей робкой слабости и нерешительности, и мысленно заглянул в это зеркало страха, подернутое рябью душевной боли. Его бы не смутили неожиданная жестокость или равнодушие, смешиваемые в разных пропорциях под небезызвестным Куполом, и тем более бывшего офицера, прошедшего через послушание, не испугали бы кровь со смертельной агонией и чумной мор. В этой скорбной обстановке, как в траурном обрамлении мрачной картины, перед ним предстали изумительные по красоте и лишенные недостатков бескорыстные искренность и альтруизм, от которых ему пришлось предательски отречься. Рядом с ней он осознал собственное бесчестие и порочность стремлений. Испытывая отвращение от сделанных выводов, Торе с горькой иронией признался себе, что Гемма более достойна сутаны, чем он сам.

– Я могу вам помочь?

Подумав, синьорина приблизилась вплотную к клирику и прошептала ему на ухо:

– У меня есть к вам деликатная просьба, святой отец.

– Я слушаю вас, синьора.

– Вы когда-нибудь слышали о семье Миллениум?

В этом вопросе скрывалось что-то личное.

– Никогда прежде.

– Мне придется довериться вам. У меня кончаются лекарства, и на всех беженцев их не хватит. Я была бы признательна, если вы согласитесь обратиться к дону Норозини от моего имени.

– Что я должен ему сказать?

– Отдайте ему этот перстень, – с этими словами она протянула темное кольцо с крупным прозрачным камнем в оправе, – он послужит залогом.

Не разглядывая, он спрятал драгоценность. Если забыть об опасности ограбления, то в этой бедной стране, среди разорившихся крестьян и беженцев, отдающих последнее за ломоть хлеба, носить подобную вещь было бы кощунством.

– Вы так легко отдаете мне столь ценный предмет? – удивился Торе.

Гемма улыбнулась.

– Есть кое-что в этом мире, что не поддается оценке. Вы, я полагаю, это понимаете.

Не найдя слов, выражавших его чувства, клирик поклонился вместо ответа.

Еще позавчера, узнав о приготовлениях ко дню рождения Велии, Аэрин неподдельно испугалась. Это была вполне естественная реакция, вызванная изменениями в поведении Маргада, воспоминаниями о печально известной истории Илинии, породившей принципиальные жестокие семьи, и настоянная на переживаниях долгими, бессонными ночами до состояния инстинктивного ужаса. Особенно неуютно становилось после захода солнца: под покровом ночи приезжали приглашенные родственники, избегающие яркого света. В соответствии со статусом, они неспешно поднимались к замку по парадной лестнице, и их белые бауты