Между небом и тобой - стр. 2

Ты ускользнула от меня ночью – кончалась суббота, начиналось воскресенье, – той самой ночью, когда в три часа французы переводят стрелки с летнего времени на зимнее. То, что ты испустила свой последний вздох именно в этот момент, было твоей последней насмешкой. Медсестра как раз делала обход. У нас в Бретани анку[6], перевозчик в царство смерти, приходит за душами умерших со скрипучей повозкой. Ну и что ты ему сказала? «Переведи часы, не то застрянешь»?

Мы выходим из церкви на площадь. Осеннее солнце освещает тунца на шпиле церкви, везде на таких шпилях петухи, а мы живем на матросском острове, и здесь был в начале XX века самый большой рыболовецкий порт во Франции.

У нас нет траурного зала для прощания, не хватило бы клиентов, поэтому кортеж огибает церковь и пешком направляется прямо к кладбищу. Каждый день хожу этой дорогой, но сегодня случай исключительный, поэтому я не держу под мышкой газеты и не делаю остановку в «Трискеле», чтобы выпить кофе. У меня разбитое сердце и растерзанная душа. Ты веришь в Бога своего отца, я верю в бога моряков. Но он предал меня, я потерпел кораблекрушение на суше и утонул в горе, не покидая берега.

Похоронный звон. Все останавливаются, машины тоже. Старики крестятся. Артюр, бигль Эрика, поднимает ногу у колеса катафалка. Благодарю его взглядом: он единственный, кто ведет себя нормально. Наши донельзя удрученные дети на шаг отстают от меня. Я молюсь о том, чтобы все это оказалось очередным твоим дурацким розыгрышем. Траурный кортеж проходит мимо ресторана «Пятьдесят»[7]. Жан-Луи добавляет в меню то, что завезли сегодня. Ты бы сейчас заказала «наполеон» из ломтиков помидора, перемежающихся слоями крабового мяса, а к нему сорбет с красным перцем, а я бы выбрал суп из копченой рыбы с водорослями. Ты бы устояла перед десертами, а я бы не удержался и заказал себе «бель-элен»[8], но стоило бы ей появиться на столе, ты тут же отняла бы у меня половину Теперь я должен объедаться один, и от этой мысли у меня щемит сердце. Если я оставлю тебе кусочек, ты вернешься? Мы проходим мимо художественной галереи Янник, Мори и Перрины. Сейчас ты спрыгнешь с холста и испугаешь меня до смерти?

Ты была красива, Лу, от твоей красоты слепой не только бы прозрел, но и приобрел орлиную зоркость, а паралитик вскочил бы и побежал со скоростью гепарда. Я не видел тебя мертвой, я отказался смотреть. Я не хотел помнить тебя такой, несмотря на то что собратья-психиатры в один голос твердят, будто это помогло бы мне пережить горе. Я не надеваю траура, я бастую, я красный.