Между нами цунами - стр. 26
Вместо утренней тренировки, которую я променяла на завтрак с одним идиотом, я еду на вечернюю. Надеюсь, тяжелым железом я выприседаю и выжму из себя мысли об Артеме. И эти непрошенные вопросы в голове. Куда они с Ленкой пошли после магазина? Весь ли день провели вместе? О чем говорили? Целовались или продолжили сразу вчерашнее в какой-нибудь гостинице? Прикасается ли он к ней так же чувственно, как ко мне?
Не хочу, чтобы он ее трогал.
Не хочу, чтобы целовал.
Не хочу, чтобы она была с ним.
Потому что он недоумок. Выпендрежник. Самовлюбленный качок. Так и хочется создать коалицию красивых девчонок, которые будут ставить на место таких экземпляров, которые ведут счет своим любовным победам. А пока такой коалиции нет, я буду действовать в ее интересах. Науськаю Ленку бросить его, буду давить на самое неприятное, но убедительное – он нищий. Но пока она не берет на меня трубку и не перезванивает, за что получит по полной.
Завязываю волосы в низкий хвост, включаю наушники на максимальную громкость и, первым делом, иду на велотренажер разогреться. Беговую дорожку я оставляю напоследок, чтобы умотать себя после тяжелой тренировки окончательно. Это моя традиция. И только я знаю, почему.
Со стороны это смотрится, как супер выносливость, дисциплина и помешанность на спорте. Для меня же это привычное истязание тела, когда я эксплуатирую свое израненное сердце так, чтобы оно разорвалось в груди, как когда-то у моего брата. Мне все также одиноко без него, хоть и прошло уже десять лет после его смерти.
Мама номер два, которая так и не пережила смерть своего сына, отправилась к нему на небеса через четыре года. Она превратилась в безжизненную мумию, которая жила функционально. Пила. Ела. Говорила. Ходила на родительские собрания. Водила меня к психологу. Но она перестала быть мне той ласковой мамой, которую я знала. Она сильно похудела, а пото у нее нашли рак. И она сгорела от него буквально за полгода, но все это время, пока могла, продолжала водить меня к психологу. Цель – объяснить, что моей вины в произошедшем нет. Я кивала головой, что “да”, ее сеансы работают, и я больше не считаю себя убийцей. Но это было не так.
Даже если бы я захотела в это поверить, у меня в ушах до сих пор стоит рев моего приемного, как оказалось, отца, уважаемого короля очистных сооружений, который потерял родного сына из-за меня. Его не в силах перекричать самая громкая музыка, что долбит мои барабанные перепонки в ушах. Этот звук не выковырять ни одному отоларингологу или мозгоправу.
Тем летом я уговорила моего восемнадцатилетнего красавца-брата участвовать со мной в массовом забеге. Я так всем хвасталась, что он пообещал добыть для меня победную медаль, гордилась им, хотела на весь мир кричать: “Смотрите-смотрите-смотрите! Вот он, мой чемпион!”