Метод. Московский ежегодник трудов из обществоведческих дисциплин. Выпуск 3: Возможное и действительное в социальной практике и научных исследованиях

Предлагаемая статья есть расширенная и переработанная версия главы из электронной монографии: [Золян, 2000]. Время, прошедшее с момента написания статьи, вовсе не притупило остроту существующих конфликтов, равно как и актуальность предлагаемых решений, но потребовало ряд уточнений и дополнительных разъяснений. Кроме того, в то же время в электронной версии содержались неточности, которые, как нам кажется, устранены в нынешней версии. Нынешняя публикация отменяет предыдущую версию.

Подобное не-различение между обозначаемым знака и внелингвистическим объектом идет еще от Соссюра, на что обратил внимание Эмиль Бенвенист: «Связь между означаемым и означающим не произвольна, напротив, она необходима… Означаемое и означающее, акустический образ и мысленное представление являются в действительности двумя сторонами одного и того же понятия и составляют вместе как бы содержимое и содержащее. Означающее – это звуковой перевод идеи, означаемое – это мыслительный эквивалент означающего. Такая совмещенная субстанциональность означающего и означаемого обеспечивает структурное единство знака… Произвольность существует лишь по отношению или объекту материального мира и не является фактором во внутреннем устройстве знака» [Бенвенист, 1974, c. 92–94]. Думается, эта определяющая для Касториадиса идея здесь выражена даже лучше, чем это сделал он сам.

Ср.: «Мир значений – это магма… В этой магме существуют более густые потоки, узловые пункты, более ясные и более темные зоны, различные вкрапления. Но магма все время движется, набухает, опадает, разжижает твердое и делает твердым то, что было почти ничем» [Касториадис, 2003, с. 132–133].

Одну из главок мы назвали: «Наступит ли 1921 год?» [Золян, 2000].

Эти пропозиции можно привести и в модальной форме:

1) Возможно (Карабах принадлежит Армении);

2) Возможно (Карабах принадлежит Азербайджану);

3) Возможно (Армения и Азербайджан находятся в состоянии войны: состояние войны);

4) Возможно (Армения и Азербайджан находятся в состоянии мира: состояние мира).

Приведенные в скобках конъюнкции – неупорядоченные пары, поэтому (1 & 3) тождественен (3 & 1), приведенный порядок введения пропозиций отражает предпочтения участников конфликта. Используются следующие символы: «>» – предпочтение, «&» – конъюнкция, «\/» – дизъюнкция, «~» – отрицание и « => » – импликация, «≡» – эквивалентность, « ◊ » – возможность.

Напомним, что в логике предпочтений если А считается лучше В, то из этого следует, что В – хуже А. Поэтому не имеет смысла приводить в полной форме негативные установки, но будем иметь их в виду.

Подобный гипотетический участник обычно называется «третьей силой», без определенной конкретизации – к ней обычно апеллируют все стороны, возлагая на нее вину в том числе и за собственные действия. Безотносительно к реальности этой «третьей силы» она существует в ряде политических описаний как нечто действующее извне и мешающее соседним народам жить мирно: в роли этого злого демона в свое время фигурировали царское правительство, Антанта, мировой империализм, большевики, в последнее время – КПСС, США, Россия, НАТО, транснациональные нефтяные монополии и т.д.

Такая ситуация, среди прочего, объясняет неудачу длящегося уже 20 лет посреднического процесса так называемой Минской группы ОБСЕ – несмотря на, возможно, и искренние заверения посредников в беспристрастности, ограниченность процедур (языковых средств) существующего переговорного процесса не оставляет посредникам какой-либо иной альтернативы, чем в видоизмененной форме повторять позицию одной из сторон. Неудивительно, что стороны конфликта постоянно упрекают, а иногда и обвиняют сопредседателей Минской группы в пристрастности, что в самом деле легко обосновать, проанализировав предлагаемые сопредседателями формулировки.

[Вригт, 1984, с. 436–437] – это отношение не-предпочтения между двумя состояниями, когда при прочих равных условиях ни один мир А не предпочитается миру В, и наоборот, ни один мир В не предпочитается миру А.

Напомним общепринятое: все предложения логики суть тавтологии, и то обстоятельство, что предложения логики – тавтологии, показывает формальные – логические – свойства языка, мира [Витгенштейн, 2005, 6.12]. Заметим, однако, что в последнее время это положение было оспорено [Хинтикка, 1996].

Во избежание недоразумений заметим, что конкретизация участников может быть и иной. Поэтому формула (~1) & (~2)) не значит, что Карабах принадлежит, скажем, Пакистану – в таком случае место Армении или Азербайджана в приводимой формуле займет Пакистан, и конфликт будет протекать между Арменией или Азербайджаном, с одной стороны, и Пакистаном – с другой.

Единственный недостаток этого мира – то, что он никогда не может быть актуализован. Это странным образом не замечется в реальной практике разрешения конфликтов, когда утверждается, что предлагаемое решение наилучшим образом учитывает интересы всех сторон конфликта. Как видим, и в этом случае «реальность» оказывается куда более «идеальной» или даже эфемерной, нежели претендующая на формализацию теория.

[Прайор, 1981, Прайор, 2000]. Рассматриваемый случай наиболее близок к той версии временной логики, которая дана в [Смирнов, 1984, с. 16], где возможность не связывается с обязательной реализацией в истории – «если нечто возможно, то не исключается ситуация, когда его не было, нет и не будет», почему и возможность определяется им как то, что «когда-то было, что когда-то будет».

Ср. хотя бы с последним по времени редактирования данной статьи Заявлением сопредседателей или Верховного комиссара ЕС Катрин Эштон: «Ultimately this is a choice that the leaders of Armenia and Azerbaijan need to make themselves, in the best interests of the people they represent. We know which choice we would like them to make: it is the choice of compromise and peace» [Ashton, 2011].

Горизонт возможностей или предпочтений, согласно фон Вригту, включает не все возможные состояния, а только характеризующие субъекта: «Ошибочно представлять себе пространство состояний как включающее в себя все состояния, которые можно реализовать или не реализовать в мире, и представлять полные описания как полные состояния реального мира. Пространство состояний, внутри которого существуют холистические предпочтения, ограничено. Я буду говорить, что оно определяет горизонт предпочтения субъекта в определенное время. Это означает, грубо говоря, что оно включает состояния, которые субъект принимает во внимание как образующие соответствующие обстоятельства, с которыми он согласует свое предпочтение или не-предпочтение между обстоятельствами» [Вригт, 1986, с. 422].

Свидетельством тому являются многочисленные заявления, в которых говорится о недопустимости «состояния ни мира, ни войны и необходимости установления мира». Вместе с тем в обиходе используются некоторые перифразы для этих состояний – «отказ от применения силы», «прекращение огня», «перемирие» и т.п.

Разумеется, мы несколько схематизировали реальную картину – в языке возможны не только бинарные лексические оппозиции, а также такие многочленные, как: «мужчина – женщина – гермафродит – человек», где предпоследний член совмещает признаки первых двух, а в последнем происходит нейтрализация этих признаков. Кроме того, возможны описательные выражения (типа приведенного «ни мира, ни войны», или же: «ни в городе Иван, ни в селе Селифан»), а также особый риторический прием – оксюморон – «мирная война», «живой труп» и т.д. В некоторых случаях к подобным выражениям приближаются и термины политического лексикона, напоминающие словообразовательные модели Орвелловского «двоемыслия» (doublethink): например, модное в последнее время выражение «peace-enforcing» – его переводом должно служить скорее выражение «военный мир», «мир, достигаемый и поддерживаемый посредством войны», нежели «принуждение к миру». Очевидно, однако, что все эти средства лежат на периферии лексико-семантической и семантико-синтаксической организации языка.

Наше видение Карабахского конфликта изложено в [Золян, 2001].

В логической семантике дело обстоит «проще» – каждый исследователь волен предложить некий новый формальный язык, что применительно к логике предпочтений и было сделано в: [Bienvenu, Lang, Wilson, 2010]. К сожалению, конструкция предложенного соавторами языка, как нам представляется, не предусматривает какой-либо соотнесенности с естественными языками.

В последнем случае термин «природные» не случайно взят в скобки. Определенным (пусть и косвенным) отображением отмеченного выше фундаментального противоречия, присущего мышлению, представляется и разделение на природную (естественную) сферу и сферу социальную (историческую), которое в ряде случаев становится обоснованием соответствующего исследовательского методологического дуализма.

В свое время Гегелем отмечалось, что свойственная позитивной науке тенденция низведения всеобщего «в область эмпирической единичности и действительности» обусловливает переход рационального начала науки в случайное, принадлежащее «царству произвола», «царству изменчивости и случайности», где «понятие не имеет силы, а могут иметь силу лишь основания» [подробнее см.: Гегель, 1974, с. 101–102]. Как известно, в современных науках (прежде всего, науках об обществе и человеке) эти тенденции стали фактически доминирующими. «Наука разума» все в большей степени уступает место «науке рассудка». Более того, как известно, «охотнее всего отделяет действительность от идеи рассудок, который принимает грезы своих абстракций за нечто истинное и гордится долженствованием, которое он особенно охотно предписывает также и в области политики, как будто мир только и ждал его, чтобы узнать, каким он должен быть, но каким он не является…» [Гегель, 1974, с. 90].

По этому поводу Кант прозорливо замечает: «…все доброе, не привитое на морально добром образе мыслей, есть не более как видимость и позлащенная нищета» [Кант, 1995, с. 431–432].

Фихте специально отмечает, что в его философско-исторических построениях речь идет исключительно о развитии жизни рода, а не индивидов, логики развития которых он в данном случае осознанно не затрагивает.

Исключение в этом отношении, безусловно, составляют работы Ф. Броделя и школы мир-системного анализа.

Есть примеры того, как амбиционная задача моделирования глобальных демографических, экономических и культурных процессов на временном участке протяженностью во многие тысячелетия решается с помощью построения однотипных моделей, включающих простейшую компактную формулу и единый «сквозной» параметр [см. например: Коротаев, Малков, Халтурина, 2007]. Впрочем, такой подход – скорее крайность. Но и более сложные случаи, рассматриваемые другими авторскими коллективами и предполагающие использование особо конструируемых комплексных индексов или исчисляемых агрегированных факторов, в конечном счете методологически сводятся к той же проблеме выявления устойчивых «сквозных параметров» системы.

В отечественной науке такой подход наиболее последовательно и плодотворно развивается А.В. Коротаевым, Л.Е. Грининым и их коллегами [см., например: Гринин, Коротаев, 2007; Марков, Коротаев, 2009]. Наряду с этим следует отметить и попытку тех же авторов дать более широкую панораму методологических подходов к изучению того, что они называют «социальной макроэволюцией» [см., например: Гринин, Коротаев, 2009].

Более того, исследование крупномасштабных социальных изменений, будь то хронополитические сдвиги, волны мировой конъюнктуры либо волны модернизации или демократизации, формирует запрос на структурное усложнение моделей эволюционного цикла. Модель траектории некоей абстрактной точки в социальном пространстве и даже модель пучка траекторий в многомерном фазовом пространстве все чаще выглядят «слишком упрощенными». Востребованными представляются скорее модели пространственно распределенной системы, состоящей из элементов, в совокупности образующих возбудимую среду (т.е. «среду, в которой распространение импульса происходит без затухания за счет энергии, запасенной в ее элементах… Каждая точка возбудимой среды может находиться в одном из трех состояний: покоя, возбуждения и рефрактерности… В возбудимых средах реализуются автоволновые процессы…» [Волькенштейн, 1981, с. 510]). Такие среды с диффузионным распространением импульсов различного рода изменений характеризуются способностью к генерации так называемых автоволновых процессов, а также к формированию центров автоколебаний, которые могут задавать ведущий ритм всей системы и тем самым осуществлять принудительную синхронизацию активности всех прочих генерирующих центров.

Паллиативным зачастую оказывается решение исследователей принять текущее состояние системы за окончательно установившееся: см., напр., концепты пресловутого «конца истории» или «окончательного торжества… коммунизма… рыночной экономики… глобальной американской гегемонии» и т.д.

С точки зрения альтернативного подхода, предполагающего эволюционное усложнение глобальной системы, начало и конец этого периода четко датируются, соответственно, завершением Великой депрессии и периода глобальных потрясений (1945) и вступлением мира в новую эпоху Великих потрясений (2008–2010), в целом очерчивая полный эволюционный цикл мировой системы.

Все они – своего рода маркеры глобального движения к псевдооднополярному миру 1990-х годов, ставшему воплощением триумфа США, сконцентрировавших под своим контролем подавляющую часть общемировых ресурсов (вещественных, институциональных, интеллектуальных и т.д.).

См., например, концепцию последовательной смены «миров» или «эонов» в раннехристианской философии, а также ее парафраз применительно к сфере политического в современных исследованиях [Ильин, 1995]. Аналогичные механизмы находят отражение в концепциях электорального цикла [см., например: Гельман, Голосов, Мелешкина, 2000], в экономических циклах Н.Д. Кондратьева [Кондратьев, 1989] и в развивающих сформулированные им идеи теориях инновационных циклов [Schumpeter, 1939] и циклов гегемонии (политического и экономического лидерства отдельных стран в мировой системе) [Wright, 1965; Modelski, 1987 и т.п.].

Исследование выполнено в рамках программы фундаментальных исследований Национального исследовательского университета – Высшей школы экономики по теме «Структурный анализ региональных политических режимов и электоральных пространств», реализуемой Лабораторией региональных политических исследований НИУ-ВШЭ.

Четыре других измерения: Voice and Accountability (VA) – степень, с которой граждане способны участвовать в избрании правительства, свобода самовыражения, ассоциаций и свобода прессы; Political Stability and Absence of Violence/Terrorism (PV) – вероятность того, что правительство будет смещено неконституционными или насильственными средствами, включая политически обусловленное насилие и терроризм; Rule of Law (RL) – степень, с которой акторы доверяют и придерживаются существующих в обществе правил, в особенности качество принуждения к исполнению контрактов, прав собственности, полиции и судов, а также уровень преступности и насилия; Control of Corruption (CC) – в какой мере публичная власть может использоваться для получения частной выгоды, включая различные по масштабу формы коррупции, «захват» государства элитами и частными интересами. Для каждого индикатора указывается, что речь идет об экспертном восприятии указанных признаков [Kaufmann, Kraay, Mastruzzi, 2010, p. 4].

Принципиально те же проблемы характеризуют и второй по широте использования рейтинг эффективности, реализованный в рамках проекта International Country Risk Guide (ICRG). См.: http://www.prsgroup.com/ICRG.aspx

Логика здесь следующая. Издержки смены власти в авторитарном режиме выше, чем в демократическом, так как для удержания власти в первом случае может применяться насилие. Общество при авторитаризме будет терпеть более низкий уровень качества государства по сравнению с демократией, так как оно дисконтирует дополнительную стоимость свержения диктатуры.

Отметим, что здесь речь идет о нелинейной зависимости эффективности от двух параметров: а) федеративного устройства и б) фракционализации. Подавляющее же большинство эмпирических исследований эффективности выдержано в классической линейной парадигме, предполагающей пропорциональность в изменениях результирующего признака и факторных переменных и использующих множественную регрессию в качестве статистического инструмента. Методологически это различие весьма важно [см.: Ахременко, 2010].

Оценка эффективности деятельности органов исполнительной власти субъектов Российской Федерации. – Mode of access: http://www.minregion.ru/activities/monitor/exec_ evaluation/ (Дата посещения: 29.12.11.)

Составить неплохое представление об используемых входных и выходных параметрах можно на основе обзора литературы в работе [Aubyn, 2008].

Envelopment (англ.) – обертывание, охват. Использование этого термина тесно связано с математическим аппаратом DEA, что мы покажем в процессе дальнейшего изложения.

В некоторых случаях предлагается использовать наименование «Анализ функционирования среды», однако, с точки зрения автора, такое название совершенно не отражает ни содержательные особенности методики, ни ее математический аппарат.

При условии сопоставимости входных и выходных параметров; так, расходы нужно будет считать по паритету покупательной способности.

Выпуклое множество содержит вместе с любыми двумя точками все точки соединяющего их отрезка.

За исключением внебюджетных средств, если таковые имеются.

См. таблицу 1 в: Справочные данные по проекту «Эффективность системы здравоохранения в регионах России». – Mode of access: http://polit.msu.ru/pub/lab_math/Public_ Health.doc (Дата посещения: 23.12.11.)

[Регионы России… 2010].

Министерство регионального развития Российской Федерации. – Режим доступа: http://www.minregion.ru/upload/02_dtp/100830_t.xls (Дата посещения: 23.12.11.)

Центральная база статистических данных. – Режим доступа: http://www.gks.ru/dbscripts/Cbsd/DBInet.cgi (Дата посещения: 23.12.11).

См. таблицы 2–4 в: Справочные данные по проекту «Эффективность системы здравоохранения в регионах России». – Режим доступа: http://polit.msu.ru/pub/lab_math/ Public_Health.doc (Дата посещения: 23.12.11.)

Понятия «воображаемое» и «воображаемость» в этом тексте используются как синонимы.

Переведена на русский [Касториадис, 2003].

На русском языке доступен фрагмент «Что такое социальное воображаемое?» [Тейлор, 2010] из книги Тэйлора «Секулярная эпоха» [Taylor, 2007].