Метафизика столицы. В двух книгах: Две Москвы. Облюбование Москвы - стр. 45

Всякий извод кремля из Кремля означает утопию, утопия же западна, и для начала это свой, домашний, пригородный запад.

И снова: два холма – три мира. Путь в третий мир, Орду, лежит мостом, а прежде бродом, по Замоскворечью. Оно само может быть понято как острие степного и подстепного пространства, подбитое к точке московского ноля. Еще в начале прошлого столетия с любой из главных колоколен города Москва прочитывалась как граница леса и безлесья.

Лицо Замоскворечья близ неглименского устья стало оформляться в конце XVII века, со времени постройки Каменного моста, первого постоянного моста Москвы-реки. Тогда как мост от Красной площади все еще оставался наплавным и деревянным, «живым». Каменный мост как будто указал на первородство Боровицкого, неглименского средокрестия перед позднейшей Красной площадью.

Изогнутый горбом и многоарочный, с архитектурно пышными бортами, Каменный мост стал новым фокусом старинного московского начала. Точнее, фокус раздвоился между надстроенной тогда же ярусами и шатром кремлевской Боровицкой башней – и тоже ярусной, но двухшатровой Шестивратной башней на замоскворецком конце моста. Вместе с фасадами Суконного и Винно-Соляного дворов, построенных по сторонам моста царем Петром и Анной Иоанновной, башня оформила замоскворецкий угол средокрестия.

Всехсвятский (Каменный) мост с Шестивратной башней на гравюре П. Пикарта «Вид с Каменным мостом из Замоскворечья». 1700-е

А. М. Васнецов. Расцвет Кремля в конце XVII века. Слева в глубине – Боровицкая башня, в центре – Шестивратная башня Каменного моста

Ф. Я. Алексеев. Вид на Кремль из-за Каменного моста. 1800-е. ГРМ. Справа у моста – Винно-Соляной двор. Шестивратной башни уже нет

Винно-Соляной двор на панораме Москвы с высоты храма Христа Спасителя. Фототипия «Шерер, Набгольц и Ко». 1867

Дом на набережной. Фото Я. Бродского. 1934. Большой Каменный мост еще ориентирован на Ленивку

Снос Шестивратной башни в середине XVIII века, снос самого моста еще через сто лет, уничтожение его преемника, а с ним Суконного и Винного дворов при Сталине, с перестановкой третьего моста ниже течением, широким полотном на Боровицкую, – все это так опустошило вид на стороне Замоскворечья, что память о домах-кварталах встретилась с потребностью в какой-то вертикали. Может быть, неразличение этих потребностей и породило Дом на набережной?

Берег Москвы-реки напротив Боровицкой площади жил ожиданием того, что называется «дом-город». Который представлял бы не правительственное, а народное начало. Дом-город как заставка, замещение густого множества замоскворецкого домовья, отороченного купами садов и собранного вертикалями церквей. Это домовье открывалось взгляду с высоты Кремля и царского дворца. Дом-город на заречной стороне был нужен не высокому царскому взгляду, но взгляду от подножия холмов, от средокрестия, когда вся глубина Замоскворечья прячется за внешний фронт застройки. Такой дом-город, становясь один за всех во фронт, представил бы, означил, заместил всю эту глубину.