Мерзкая плоть - стр. 4
– Точно из тебя сбивают коктейль, – сказал Майлз Злопрактис. – Ну и лицо у вас, деточка, – оттенка нильской воды.
– Это же заболеть можно, – сказала мисс Рансибл и, что редко с ней случалось, попала в точку.
Китти Блекуотер и леди Троббинг лежали одна над другой на своих койках, содрогаясь от парика до пят.
– Как ты думаешь, неужели это шампань…
– Китти.
– Да, милочка?
– Китти, мне кажется… нет, я уверена, у меня есть где-то нюхательные соли… Китти, я подумала, тебе там ближе… А мне отсюда слезать просто небезопасно… как бы не сломать ногу…
– А ты не боишься, что после шампань…
– Но они мне нужны. Конечно, милочка, если это тебе затруднительно…
– Мне ничего не затруднительно, ты же знаешь. Но помнится, нет, я даже совершенно ясно помню, что нюхательные соли ты не укладывала.
– Ну, Китти, ну, пожалуйста… тебе же будет жалко, если я умру… Ой!
– Но я видела нюхательные соли на твоем туалетном столике уже после того, как твои вещи снесли вниз. Помню, я еще подумала, надо захватить их, а потом замешкалась с чаевыми, так что, понимаешь…
– Я… их… сама уложила… Вместе со щетками… Китти, противная!
– Как не стыдно, Фанни!
– Ой! Ой! Ой!
Для отца Ротшильда все плавания были равны. Он размышлял о муках святых угодников, об изменчивости человеческой природы, о Четырех Последних Вещах [1] и время от времени повторял про себя отрывки из покаянных псалмов.
Лидер оппозиции его величества лежал, погруженный в сладостный транс, созерцая роскошные восточные видения: домики из раскрашенной бумаги; золотые драконы и цветущий миндаль; золотые фигурки и миндалевидные глаза, смиренные и ласкающие; крохотные золотые ножки среди цветов миндаля; раскрашенные чашечки, полные золотого чая; золотой голос, поющий за ширмой из раскрашенной бумаги; смиренные, ласкающие золотые ручки и глаза формой как миндаль, а цветом как ночь.
Два совсем обмякших детектива, дежуривших у его каюты, покинули свой пост.
– Если он и при такой качке сумеет набедокурить, молодец будет, – решили они. – Грех было бы ему мешать.
Пароход скрипел всей обшивкой, хлопали двери, падали чемоданы, выл ветер; винт, то взлетая над водой, то зарываясь в волны, бешено крутился, и шляпные картонки сыпались с полок, как спелые яблоки. Но сквозь весь этот рев и грохот из дамского салона второго класса звучали отчаянные голоса ангелов миссис Оранг – они пели, пели в унисон, исступленно, надрывно, словно сердца их готовы были разлететься вдребезги, а рассудок помрачиться, – пели знаменитый гимн сочинения миссис Оранг «Агнец Божий – барашек что надо».