Мертвые видят день - стр. 31
Тяжелые тома в кожано-свинцовых переплетах, полураскрытые, сброшенные с полок, внахлест и горками валялись на полу, под нервным биением потревоженных светильников остро отсвечивали, переливаясь цветами, рукописные и печатные буквы. Торопливо нагнувшись и подтянув к себе тома, немецкий офицер, а вслед за ним и некоторые из нас, опустившись на колени, быстро листали тяжелые пыльные кодексы – изображения диковинных крепостей и осадных машин, невиданных небесных созвездий и чудовищных огромных рыб шли вперемешку с вырванными и испоганенными страницами, ударами ножа были искромсаны переплеты. Быстро попеременно подтягивая к себе тома, бегло просматривая длинные витиеватые названия на разворотах и титулах, немецкий офицер, бросив очередной том, быстро посмотрел на Вагаскова – просматривавший то же самое в книгах, удержавшихся на полках, тот медленно отрицательно покачал головой.
Распахнутые двери анфиладой вели вдаль и вниз, как бы на нижний этаж; переступая через книжные завалы, стараясь не наступить на разостланные, видимо, вырванные из книг развернутые карты, несшие на себе изображения каких-то странных, невиданных материков, один за другим мы спустились в следующий, нижний зал. Странно давящее, словно душащее пространство, такие же тусклые светильники на стенах, плотно упакованные на полках тома расчетов и чертежей, запыленные, никем не оскверненные и не потревоженные модели в стеклянных кубах на столах и ящиках – с трудом оторвавшись от модели невероятно грациозного, стремительно-хищного какого-то фантастического невиданного корабля, немецкий офицер подошел к расстеленному на столе чертежу, в котором, присмотревшись, я уловил схему какой-то новой, избирательно всплывающей магнитной мины; какое-то нарастающее чувство смертельной тоски и тревоги не давало смотреть на тщательно выполненное изображение, что-то щемящее, полное тяжести, полузабытых слез и дальнего, необоримого, прогорклого зова охватывало душу – отшатнувшись и оглянувшись на остальных, в растерянности и тревоге разбросанных по комнате, я перевел взгляд на немца и Вагаскова – отвернувшись от всего, что видели, уже спустившись вниз по нескольким следующим ступеням, они стояли перед закрытыми дверьми, ведущий вниз дальний угол зала был скудно освещен; достав фонарик и осветив замкнутые двери, немецкий офицер, на секунду замерев, не поворачиваясь к Вагаскову, выключил фонарик.
– Это здесь. Этот рисунок… Это руны Вотана.
Мгновение повисло в молчании. Еще секунду помедлив, внезапным пинком ноги распахнув двери, немец вошел, Вагасков шагнул следом, мы двинулись за ними.