Мертвые видят день - стр. 11
В штопаном бушлате и с пустыми руками, не зная, на что смотреть и куда поворачиваться, я стоял посреди бойни, не понимая, почему никто не нападает на меня.
Бой казался скоротечен, уже последние, с размаху нагибаясь, мечами добивали лежащих на земле, что-то необычное, странное происходило одновременно – вдруг, словно уловив странный звук неслышимых труб, еще повсюду видя убиение, я вдруг увидел, как распластанные, поверженные, тут и там рассеянные по полю, вдруг заново начинали шевелиться; упавшие навзничь, открывая глаза и глядя в черное небо, лежа, раскинув руки, словно что-то получая от окружающей черноты, сперва неправильно, с трудом, а затем вдруг легко и быстро поднимались с земли – порой схватывая протянутые им кем-то руки и лишь несколько первых шагов пройдя в обнимку, затем так же распрямляясь и уже отчетливо, не шатаясь, легко и в полный рост шли к столам, валясь на скамьи, крича и обнимаясь с сидевшими там, загораясь и оживая глазами, что-то упоенно быстро говоря среди таких же неестественно искривленных, оживленных, освященных сиянием лиц.
Сам собой пир завязался снова, снова вспыхнули огни и закипела снедь в котлах, снято и отброшено было оружие, все перемешалось, скоро ни убитых, ни раненых не было на земле, люди, только что рубившие и кромсавшие друг друга, в тесноте, зажмурясь, привалясь к плечу плечом, жадно драли с костей мясо, слепо смеясь, вместе пели, уткнув головы в чан с хмельным – обернувшись, я увидел, как человек, расспрашивавший меня, и великан, разрубивший ему горло, крепко обнявшись, то ли смеялись, то ли плакали над столом, человек с отвердевшим шрамом у кадыка, торопясь, задыхаясь, что-то рассказывал великану, быстрые, крупные слезы с его щек падали в хлебные корки на столе, лилось в кружки и мимо кружек вино.
Странное ощущение горького счастья было разлито в воздухе; зная, что еще ничего не сделал, но отчего-то чувствуя себя единым целым с этим темным, безнадежным, жалким, навеки неприкаянным братством, зачем-то подобрав с земли нож, я нашел свободное место на скамье; сев и опрокинув кружку с чем-то терпким и не почувствовав вкуса, подняв голову, я смотрел на колышущееся вокруг человеческое море, на темно бьющих себя в груди и что-то кричащих людей, на не слушающих их, большеруких обветренных людей с изрезанными лицами, словно запертых навек в собственном горе, на скромно смотрящих, выглядящих почти застенчивыми молчаливых тихих людей с насмерть врезанными страшными татуировками на руках, на изрубленных юношей с дешевыми браслетами и цепями, на простые, безыскусные лица, полные отрешенности и веселья.