Мерцание страз - стр. 61

– Да ладно. Учусь. Но с переменным успехом. Откуда ты, кста, знаешь-то?

– Буквы-то путать местами начал в постах.

– Да. Пардон, мадам. Верно. Кароч. Из Шайбы – мой батя и его родители. А мама из города среднерусской полосы. Там у неё мы и жили в низеньком двухэтажном особнячке в историческом центре, первый этаж – каменный, второй – деревянный.

– Это чтобы протопить проще было.

– Мы знаем, что ты умная. Можешь успокоиться уже.

– Ну да. Топить проблема в древности, но когда мы жили, там отопление было, всё норм. Это всё были дома дореволюционные, купцов каких-то или дворян, я всё путаюсь кого, но всё это в интернете есть, вся родня по маминой линии, которую я возненавидел и ненавижу до сих пор уже мёртвую. Жили мы так. Весь второй этаж – наш. Бабушка с дедом были в городе не последними людьми когда-то давно, да и сейчас деда иногда звали на местное телевидение. А на первом этаже жили тоже люди, чужие, и ещё был магазинчик. Тоже исторический, кстати, с тканями, он там всегда существовал, больше ста лет. Ну вот, значит. Жили мы ну не сказать, что прекрасно, но вполне терпимо: я с мамой и папой в двух комнатах, бабушка с дедушкой в самой большой комнате, и в трёх последних комнатах – сестра мамы, тётя Люба, с мужем и двумя сыновьями, моими кузенами – Макарием и Артёмом, двоюродными братьями у меня язык не поворачивается их назвать. Повторю нужные вам имена, а то у некоторых, – Корней «стрельнул» ребром ладони в Инессу, – как мне известно проблемы с именами.

Это была сущая и горькая правда, Инесса плохо запоминала имена, а когда Корней появился на тренировочной ледовой арене и стал брать интервью, она попервоначалу обращалась к нему то «Карен», то «Корей», а однажды «Константин».

– Значит, сестра мамы – Юкина Любовь Егоровна. Младший её сын, мой ровесник Макарий Юкин, а старший не Юкин, мамина сестра его родила, ну как бы сказать, не знаю…

– Вне брака, – кивнула, опустив глаза, Инесса. Когда они переехали с мамой в Шайбу, Инесса, хоть и была пятилетней, запомнила, как ответила мама в какой-то конторе, куда они пришли за какими-то документами.

– Вот, Ин, верно: вне брака, пусть будет так. Звали старшего моего кузена Артём, а фамилия… ну да, неважно. Не Юкин. Муж тёти Любы, царство ей небесное, – Корней перекрестился на окно, которое то и дело озарялось вспышками салютов, – муж тёти Любы Артёма не усыновлял, когда мы с Макарием пошли в школу, его отец исчез из нашего дома и из города. Нам, детям, говорили, что «папа Макария на заработках». Но по-моему что-то было с уголовкой и он скрывался, потому что как-то стало известно, что дедушка посещал ментов, ну в отделении полиции его видели. Но это неважно. В общем, жили – не тужили. Дед переживал, что в зале, самой большой комнате, не может как в былые времена телевизор смотреть и гостей принимать, жаловался, что телевизор «оккупировали внуки», так ещё в зале много хлама, которым он дорожит и который пришлось перенести в тёмную комнату, чтобы освободить всему нашему кагалу жильё. То есть дед не то что бы был не доволен, но он (так мне объясняла мама), пожилой человек, авторитарный, с жёсткими замашками. Он был не против нас, внуков, он нас очень любил и баловал, пенсия у него и бабушки большая, подарки с гостинцами и сюрпризами они дарили часто, и деньги дарили, но вот эта теснота, как он утверждал (тесноты на самом деле никакой не было) его «мучила». Его, понимаете, корёжило, что нет «залы» и он дома всегда с нами. Он привык приходить в залу, есть в этой зале за большим столом со скатертью, читать газеты, смотреть телевизор, принимать гостей и «просителей» – дед когда-то работал на руководящей должности. Дедушка не терпел кроватей, а они теперь стояли по углам. Бабушка купила пару тренажёров и какие-то ингаляторы, и прочие механические аппараты для здоровья – бабушка «подсела» на «магазин на диване». Дедушку такое количество ламп, инагаляторов, аппаратов против артрита устраивало, он боялся смерти, запрещал говорить о болезнях, молодился как мог, но он не любил «захламлённости», постоянно говорил о «пространстве». Я слышал, как после очередной процедуры, он сказал, что вместо залы у них теперь лечебный кабинет, и что пора выносить сервант. Вот сервант его беспокоил всё больше и больше. Сервант – это шкаф такой, где посуда стоит, – Корней щёлкнул одноразовую тарелку. Инесса долго выбирала их в магазине, чтоб без европейского кича – не с сапожками и венками, а новогодние в шайбовском духе – с ёлкой, зимой, снежинками и лесом по каёмке, но Корней явно не оценил. Ему просто не до того, подумала Инесса…