Меня зовут писатель - стр. 5
Она знала: один неверный шаг – и она рухнет в бездну, где мечты рассыпаются, как пепел на ветру, но останавливаться было нельзя. Писательство – это не просто выбор слов или сюжетов, как думают те, кто видит лишь глянцевые обложки. Это постоянное сражение с самой собой, когда ты каждое утро поднимаешься для того, чтобы лицом к лицу встретиться с демонами, проживающими в твоей душе. Один из них всегда шипит: «Твои истории – пустая трата времени». Другой насмехается: «Ты слишком долго ждала, чтобы начать». Третий вроде и молчит, но его тяжёлый взгляд напоминает о пустом кармане, неоплаченных счетах, о годах, что ускользают, как песок в часах, стоящих на столе.
В такие моменты СанаА раскрывала блокнот, и её рука выводила важные сердцу слова.
Вот и сегодня, проснувшись, она прописала первую строку: «В начале была тьма». Это был вызов – не только демонам, но и самой себе. Каждый шаг вперёд по канату требовал отваги. Написать страницу – значит плюнуть в лицо страху, не опасаясь более, что слова окажутся мёртвыми. Завершить главу – значит одолеть сомнения, что её труд канет в пустоту. Но победа всегда оказывалась зыбкой, ибо демоны возвращались, как тени, что крадутся за светом.
СанаА замерла и обернулась. Позади, в дымке прошлого, мерцал отзвук мечты – той, что зажгла её путь в далёкие дни. Она вспомнила, как, будучи ещё девчонкой, лежала на траве под звёздным небом и клялась, что её книги изменят мир. Эта мечта была далёкой, как эти самые звёзды, но её свет всё ещё манил. «Каждый взгляд назад – отзвук мечты, манящей, как далёкая звезда», – прошептала она, чувствуя, как грудь сдавливает тоска. Та девочка верила в чудеса, но СанаА знала: звезда не станет ближе, сколько бы она ни стремилась к ней, и всё же без этого света путь стал бы лишь блужданием во мраке.
Тьма вокруг сгущалась, обволакивая её, как плащ, сотканный из страхов. Путь писателя всегда пролегал в кромешной тьме – там, где нет дорог, нет ориентиров, только шаги, что отдаются эхом в пустоте. СанаА чувствовала, как за каждым движением таится не просто страх провала, а чего-то гораздо острее и глубже. Это был страх упасть в пропасть нерешительности. Эта пропасть была страшнее любой другой, ибо в ней не было конца, а главенствовало только молчание, в котором гаснут все слова, а грёзы рассыпаются в пыль.
СанаА хорошо знала эту пропасть.
Она встречалась с ней в те ночи, когда пальцы замирали над бумагой, а сомнения душили её, нашёптывая: «Остановись. Вернись к обыденности. Растворись в толпе». Но раствориться она не могла. Писательство было её судьбой… её крестом… её танцем одиночества.