Мемуары старого мальчика (Севастополь 1941 – 1945) - стр. 15

Примерно в это же время начался свойственный возрасту процесс наплыва воспоминаний и их критической оценки. Этакое интеллигентское самокопание. Положительный опыт реальной оценки былых событий, более полного и точного их понимания у меня уже имелся. «На старости я сызнова живу. Минувшее проходит предо мною» (А.С.Пушкин).

Как бы теперь объяснить для себя это явление. Мистический настрой отпадает. Кругом кривлялся и фанатично воевал атеизм. Верить в Бога и чудеса в детской среде считалось позорным. В ближайшем семейном окружении, кроме прабабушки и бабушки, верующих не было. Правда и разговоры ни за, ни против по этой теме не велись. Тема была закрыта, как оказалось временно, до прихода немцев. Можно допустить, что образ страшного паука был снят моим подсознанием с картинки многотомной энциклопедии Брема «Жизнь животных», может быть, из фильма «Руслан и Людмила», где паук – хранитель меча, оплетает Руслана веревками паутины, может быть, генетическое безотчетное неприятие, и до сих пор, разного рода гадов: змей, лягушек, тарантулов и скорпионов, создало фантомный образ. Но почему он объявился именно в такое время? Если на самом деле это было, то, что это? Знамение? Предостережение? Или обычное материальное совпадение. Так и остается неведомым.

Но это было!!!

Первая бомба войны упала на город Севастополь, как сообщает писатель П.Сажин в повести «Севастопольская хроника», ранним утром 22 июня 1941 года. Была это не бомба, а мина, тихо и коварно, в темно-сером предрасветье зловещей тенью скользнувшая на парашюте во внутренний двор двухэтажного «Дома Дико», что стоял на краю улицы Подгорной (теперь Нефедова). Остатки обожженной парашютной ткани и стропы были потом обнаружены на высокой стене, ограждавшей двор от нависавшей над ним улицы верхней террасы. Некоторые жильцы дома, как и большинство жителей окраин города, по давней традиции спасаясь от июньской духоты, мирно спали во дворе.

Крепкий детский ночной сон прервал взрыв. Стекла веранды брызнули на наши постели. Я еще не проснулся, но почувствовал себя на руках отца, закутанным в одеяло, на улице, на лестничной площадке перед верандой. Первое, что я увидел, – оседающее серо-черное облако в полнеба, местами сохранившее еще энергию летящих кверху камней. Книзу к земле облако сужалось конусом и в его центре, гас ало-красный свет. Остальная половина неба была исполосована мечущимися лучами прожекторов и сетью летящих со всех сторон светящихся огоньков трассирующих снарядов. Негодующий крик мамы: «Зачем только заставляли обклеивать окна, вот все разбилось!». В уши ворвалась артиллерийская канонада. Казалось, стреляет все и отовсюду. Испуганные жильцы дома и ближайших дворов высыпали на улицу – впервые вопросы: «У вас все живы?». Мама побежала к стене над улицей Подгорной, откуда сверху был виден дом и двор моей бабушки. И те же кричащие вопросы. Отвечали: «У нас все живы. Снесло печную трубу и часть черепицы. Идите к нам». Пробежал матрос с повязкой на рукаве, созывая всех военных. Стали доходить слухи о том, что был второй взрыв на Приморском бульваре, что самолет подбит и ушел в сторону моря, что двухэтажный дом на Подгорной разрушен и есть убитые и раненые. Отец громко сказал матери: «Клава, это война. Собирай Жорку (мня), идем к своим на Подгорную».