Медленный фокстрот в сельском клубе - стр. 58
– В том числе, в том числе, Андрей Васильевич. И термин для этого имеется. Биологическая реституция. Возвращение не только отнятых вещей, но и отнятых жизней.
– Это как же? Наскоблить достаточно слизи с ваших брюхоножек и вырастить какого-нибудь робота по образу и подобию адмирала Колчака, например?
– Это ещё называется активной антропологией, Андрей Васильевич.
– Не верю – как говорил один из кумиров нашей восхитительной Виты Анатольевны! – как бы передавая ей слово, сказал Нарышкин.
– Начните с женщин! – приказным тоном распорядилась Вита Анатольевна. – Я завещаю вам свой труп!
– Ещё неизвестно, кто кого переживёт, – буркнул Нарышкин. И продолжил громко: – Для эксперимента лучше всего подойдёт молодой экземпляр. В нём больше активных клеток. Молодой, свеженький покойничек. Как относится к этому поколение и-нет?
Он пригубил «Guinness» и скосил глаза на Антона.
– А нам по фиг! – с полным ртом картофельного пюре ответствовал Тоха.
Все рассмеялись и принялись есть согласно «меню-банкет-стандарт». За бисквит с творожным кремом взялась Вита Анатольевна.
С утиной подкопчённой грудкой управлялась Гела Карловна. Буйволиным сыром закусывал Вячеслав Ильич. Говядину со сливами резал ножом Нарышкин. А Варя зубочисткой пыталась наколоть маслинку. Все следили за её попытками, как болельщики, а когда у неё наконец получилось, то она свою добычу вдруг оставила лежать в одиночестве на тарелке, а сама, опустив голову, быстро вышла из зала.
2
Варя передвигалась по коридору-вернисажу местных художников словно на бесшумном мотоцикле, не чуя ног, из всех органов чувств включённым оставив только зрение, и то в ничтожной мере, чисто ориентировочно, и думала…
Нет, опять же нельзя было назвать её крайнюю сосредоточенность задумчивостью, предполагающую предмет размышлений, логические ходы, систему доказательств – это было скорее состояние сомнамбулизма.
Она зашла в дамский туалет, проверила все кабинки и выбрала крайнюю с окном и частью подоконника, куда она поставила сумочку и принялась копаться в ней. Выложила планшетник, сборник стихов Бродского, долго порхалась в насыпи мелочей как в морской гальке, пока наконец не нашла флакончик с заветными тест-ленточками.
В ожидании «результата анализа» присела на подоконник и стала глядеть в окно.
Ресторан «Белогвардѣецъ» – этот белый двухэтажный особняк боярской эпохи – стоял на таком высоком берегу, что Волга отсюда, из окна туалета, выглядела даже несколько жалкой, а суда на ней сквозь листву прозрачных лиственниц казались ёлочными игрушками.
Находясь всё в том же состоянии отключённости, бессознательности, Варя, однако, остро чувствовала, что и вода там, в Волге, и вода в облаках, газы в воздухе и в её лёгких, вообще весь её «организм» – всё это цельно, в том числе и в своём продолжении – вод, прошедших через неё, – в стаканчике на крышке сливного бачка, которые потом будут выплеснуты в унитаз и по трубам вернутся туда, в Волгу, с какой-то добавочной частицей атропина, по сути, с плотью плода микроскопических размеров (если, конечно, и в ней, Варе, как в частице космоса, произойдёт таинство зачатия)…