Мёд жизни - стр. 12
Это была семейная жизнь, о которой она мечтала, и она – сбылась.
Он не хотел переводиться из отделения терапии, ему нравилась эта одноместная палата (Коля оплатил). В окно была видна серая берёза, на которую часто прилетали птицы – не вороны, не галки, а какой-то обобщённый городской образ воздухоплавающих.
– Смотри, куры летят! – однажды воскликнула она. С неба действительно падали великанские хлопья снега, частые, белые, лохматые, такой снег, наверное, бывает только однажды за зиму.
Как завороженные они сидели близко-близко у окна, и, казалось, что они не в больничной палате, а в волшебном лесу, в сторожке лесничего, где печка даёт тепло, где им спокойно и надёжно, а завтра у них – зимний трудный день, перед которым они набираются сил в уюте и довольстве.
Она размышляла о любви, разлитой в мире, и с грустью чувствовала, как её, оказывается, немного. Люди живут привычкой, обычаем, рефлексом, по «накатанной». Жизнь как хлеб, но не хлебом единым…
А чем?
«С музыкой ты никогда не будешь бедной или униженной». И вдруг она увидела его, несчастного, одиноко сидящего в углу приемного покоя, корчащегося от боли. А как же музыка?.. Не помогла? Обманула?
Но разве её саму не привела к нему музыка? Музыка, которую она впервые услышала от него! Значит, он был прав. Как всегда!
Творческая воля была в нем сильней всего. А в ней? Может быть, вера любви?
Но как жестока жизнь! Жизнь, которая будет продолжаться и после нашего ухода.
По телевизору показали:
а) что замело трассу до самого Ростова, но уже расчищают;
б) что президент встретился с иностранной делегацией, прибывшей с официальным визитом, и обсудил вопросы экономического сотрудничества;
в) что бобслей – олимпийский вид спорта.
Это был огромный сюжет – минут десять, не меньше – про сани, длину желобов, скольжение, подготовку трассы, костюмы спортсменов. Видно было, что режиссер снимал с большим тщанием – использовались спецэффекты и анимация, инфографика и архивные кадры.
Ваня с недоумением посмотрел на неё: он побывал за гробом и вернулся, долго бился со смертью, выкарабкивался из болезни, и всё – ради чего?!
Женя, видя его разочарование, лишь развела руками: мол, ничего поделать не могу.
Оказывается, «вся полнота жизни», отраженная в телевизоре, ничего не значила по сравнению с тем, что они пережили за эти дни.
Кончилось их приволье – в кардиологии была только двухместная палата.
Сосед Вязьмитин оказался человеком деликатным и очень тщательным – всё записывал в книжечку, очень интересовался своим здоровьем, и вообще был мужчиной примерным во всех отношениях.