Мечтатели Бродвея. Том 3. Чай с Грейс Келли - стр. 32

– Мерзавцы. Но я тоже не прячусь.

Джослин чувствовал гордость. Гордость и бессилие.

– Чудеса, – шмыгнула она носом. – Теперь мне страшно.

Ему тоже.

У ограды школы «Тойфелл» она оставила его, коротко чмокнув в щеку. В Америке можно было нарваться на штраф за french kiss[28] на людях. Он впервые пожалел, что не находится с ней в Париже.

– Пока, Сверчок Джимини! – крикнула Дидо, направляясь к группе учениц.

Несмотря на еще влажный нос, она заметно взбодрилась. Или очень хорошо притворялась.

Автобус в обратном направлении еле тащился по пробкам 31-й улицы, так как весна выпустила в город всю свою фауну, и отнюдь не только типов в серых шляпах и пальто. Все же Джослину удалось явиться точно вовремя на рабочее место.

В Хаксо на двадцать втором этаже ждала группа: четыре юриста из адвокатской конторы «Томпсон, Андрасси, Джарвис & Боллбуш», чьи кабинеты располагались справа по коридору. Джослин уже научился различать некоторые лица в Хаксо-билдинг, хотя пятьдесят восемь этажей еще скрывали множество тайн.

– Hi, Джо! – поздоровался мистер Андрасси, сорокалетний мужчина, носивший (и с трудом выносивший) парик.

Часто мистер Андрасси, пользуясь тем, что был один в кабине (с Джослином, но лифтер не в счет), без стеснения приподнимал его и с наслаждением чесал голову, лишенную волосяного покрова.

Сегодня мистер Андрасси был не один. Парик крепко сидел на голове.

– Подпишите этот чек, – советовал он своему коллеге мистеру Боллбушу. – Оставьте мне черную работу, я сам впишу цифру и мое имя.

Мистер Джарвис, мужчина лет шестидесяти, которого Джослин однажды застал боксирующим с воображаемым противником перед зеркалом «Топаза», туманно проронил:

– Бог дает нам горести и трудности. Дьявол – бренди и French fries[29].

Они вышли на первом этаже. Джослин успел помахать своей коллеге Слим, которая управляла лифтом № 3 (по имени «Рубин»). В проеме закрывающейся двери ее губы беззвучно выговорили: «Привет, Джо!»

Новый поток пассажиров взял штурмом кабину Джослина.

Восьмой. Двенадцатый. Тринадцатый. Двадцать первый. Потом прямиком на сорок третий. Рабочий день закончится в три, и он помчится отсиживать свои четыре часа на занятиях в Пенхалигон-колледже.

Нью-йоркские лифты не переставали его ошеломлять. Во Франции, как правило, надо было потянуть тяжелую решетку, которая отъезжала с оглушительным лязгом, и толкнуть скрипучие деревянные створки. Видимые провода вибрировали, как струны виолончели. Поднимаясь, можно было успеть поболтать с консьержкой, натиравшей пол на лестнице.

Здесь – ничего подобного. Кабина в Хаксо-билдинг едва слышно шипела, размером была в три раза больше ванной в «Джибуле» и комфортна до роскоши. Она походила на шикарную кондитерскую, с двумя скамейками, обитыми миндально-зеленой кожей (на которых регулярно разваливался мистер Стронджер, мастер педикюра с семнадцатого; он страдал от косточки на ноге), пышным ковром заманчивого лакричного цвета и почти богемским зеркалом.