Мечи легиона - стр. 67
В ответ грек только хмыкнул. За свою жизнь он повидал сражений больше, чем мог или хотел припомнить. Но при этом он всегда оставался только врачом, надежно укрытым от опасности за стальными рядами легионеров.
Оказавшись в армии аршаумов, Горгид был обречен взять в руки оружие. Среди кочевников не мог находиться человек, который не принимал бы участия в сражении. Даже Толаи брал в руки лук и саблю и сражался наравне с остальными.
Горгид педантично осмотрел свои доспехи и оружие. Он убедился в том, что гладий хорошо заточен, панцирь из твердой, как камень, кожи и маленький круглый щит не имеют уязвимых мест, а подпруга хорошо затянута.
– Из тебя еще получится хороший воин, – одобрительно заметил кельт. Виридовикс мог легкомысленно относиться почти ко всему, но только не к оружию. Здесь он мог дать фору даже дотошному греку.
– Не приведи бог! – отозвался Горгид. – Но если что-нибудь случится, винить в этом мне придется только самого себя.
Он ощущал холодок, бегущий по спине, и одновременно с тем – теплоту в груди. Отчасти это было вызвано возбуждением, отчасти – желанием так или иначе покончить с предстоящей опасностью. И это было совсем не похоже на то чувство, которое он обычно испытывал перед боем, оставаясь просто врачом легиона. Прежде Горгид переживал лишь отвращение к предстоящей бойне.
Это возбуждение, такое новое и незнакомое, отчасти устыдило грека. Когда он попытался рассказать об этом Виридовиксу, тот понимающе кивнул.
– У меня тоже так было, и не раз. Жажда крови – это жарче сжигающей горячки, крепче вина, слаще поцелуя красавицы… – Виридовикс оборвал фразу и помрачнел, вспомнив Сейрем. – И если бы твое искусство исцеления могло излечить человека от этого жестокого чувства, то лучшего и желать нельзя!
– Так ли? – Горгид покачал головой. – Но если мы все исцелимся от жажды убийства, то как нам защищаться от убийц и захватчиков?
Кельт потянул себя за длинный ус.
– Убирайся к воронам, трепло! Мы с тобой уже десять раз обежали вокруг дерева. Теперь ты будешь доказывать мне, что в войне есть своя необходимость! А я хочу лишь одного: чтобы войнам настал конец. Гай Филипп, этот угрюмый вояка, ржал бы до рези в животе, если бы мог услышать нас.
– Думаю, Гай Филипп сказал бы, что наш спор не стоит и выеденного яйца. Не слишком-то он любит долгие разговоры о том, что «правильно», а что «неправильно». Он принимает жизнь такой, какова она есть. Гай Филипп умеет приспособиться к обстоятельствам и при этом не умничать. Римляне всегда таковы. Раньше я частенько думал: что это – величайшая мудрость римлян или же их проклятие?