Меч Тамерлана. Книга вторая. Мы в дальней разлуке - стр. 21
Солдатик, получив зуботычину, неожиданно заскулил:
– Сладил, что, сладил? Бугай здоровый! Отъелись на харчах тыловые крысы. А ты пробовал в окопах с водой сидеть и жрать гнилой хлеб? А ты знаешь, как гибнут от германского снаряда твои товарищи, в то время как наши пушки молчат? Я, почитай, за год войны первый раз бабу увидел, ну малость допустил лишку. Так изглодался же! А через неделю опять в энтот ад проклятущий идтить. Все! Наотдыхался!
Ну что с такого возьмешь? Рука сама отпустила ворот солдатской рубахи.
Ситуация на фронте и в самом деле складывалась аховая. Еще в начале мая немецкий генерал Макензен двинул свои войска на русские позиции в Галиции. Против двадцати двух русских батарей со ста пятью орудиями он сосредоточил чудовищную артиллерийскую мощь из ста тридцати четырех батарей, в которых было шестьсот тридцать четыре ствола, включая тяжелые гаубицы. Германец перешел в наступление, а немецкая артиллерия обрушила на русских лавину огня. И когда русский солдат погибал под немецким снарядом, русские пушки из-за снарядного голода в большинстве своем молчали или отвечали редкими выстрелами. Солдаты были злы на офицеров и генералов, те вспоминали недобрым словом главнокомандование, правительство и Думу, думцы подозревали Царя. И все едва ли не в открытую говорили о предательстве. Этим не замедлили воспользоваться революционные и либеральные пропагандисты. Из частного случая нехватки боеприпасов делался общий вывод о гнилости самодержавия, неспособности правительства управлять страной. Слова падали на благодатную почву. Каждый солдат, мещанин или селянин, посетив цирк Джембаза, находил в своем кармане смятую прокламацию.
Все чаще и чаще большевики, с которыми встречался Николай, поговаривали, что пора переносить агитацию на фронт, в действующую армию, в солдатскую массу.
Для восстановления утраченного престижа власти не нашли ничего лучшего, как найти крайнего. «Козлы отпущения» не заставили себя ждать. Ими стали осужденный за шпионаж бедолажный полковник Мясоедов [9] и несостоявшийся «военный гений» великий князь Николай Николаевич. Арестовывали Мясоедова два генерала Генерального штаба – Бонч-Бруевич и Лукирский, помешанные на шпиономании и германофобии. Впрочем, оба давно были активными деятелями тайного общества Братства Звезды, целенаправленно работающие на разрушение Российской империи и пытающиеся наладить активные контакты высших офицеров Генштаба с левым, радикальным крылом социал-демократов. На должность Главковерха император Всероссийский не нашел ничего лучше, как назначить себя любимого. Видимо, лавры «военного гения» не давали спать спокойно и ему. Случилось это впервые после Петра Великого. До этого самодержцы предпочитали доверять ведение войн профессионалам и надеялись на умение и мастерство своих воевод. По поводу этого назначения, впрочем, среди россиян ходили разные мнения. Наиболее верноподданнические и наиболее недальновидные слои потирали от удовольствия руки: