Меч Тамерлана. Книга вторая. Мы в дальней разлуке - стр. 17
Юноша видел, как посматривают на гимнастку молодые казаки, ловил искоса брошенные на девушку ревнивые взгляды станичных девиц и с неудовольствием отмечал, что сей факт ему положительно не по нраву. Тогда Николай решительно встал и, не оглядываясь на веселое празднество, побрел прочь по берегу реки. Он облюбовал высокую кручу над Доном и устроился на самой ее вершине. Николай просто сидел и глядел на медленно несущий к морю свои воды Дон и вспоминал, как некогда они с Наталкой так же сидели у реки и любовались непрерывно и величаво текущим водным потоком. Только было это под иными небесами, и река звалась по-иному – Волгой.
– Что не весел, друг? – произнес голос рядом с парнем.
Коля повернул голову и обнаружил рядом с собой чернокожего Джона. Ничего не ответил, лишь вздохнул. А голос Джона между тем продолжил:
– Вот смотрю на тебя, удивляюсь! Молодой парень, ему бы самый раз скакать да за девками ухлестывать. А он примороженный какой-то, ей-ей словно старик.
– Ты же знаешь причину моей кручины, – укоризненно ответил Николай.
Вместо ответа, Джон снял с головы картуз и достал из-под подкладки потрепанный фотографический снимок, молча протянул его Николаю. С фотографии на него смотрела молодая очаровательная негритянка в клетчатом платье. Юноша повертел снимок в руках и с немым вопросом вернул назад Джону.
– Жена… была… – с трудом сказал чернокожий гигант.
Было видно, что воспоминания даются ему с большим трудом.
– А что с ней случилось? – осмелился поинтересоваться юноша.
– Ты знаешь, что такое суд Линча?
– Примерно, в общих чертах.
– В моей стране нас называют «ниггеры», и мы не имеем никаких прав, все принадлежит белым. В их руках наши права, наша жизнь и… наши женщины. Кэт работала в одном из лучших публичных домов Нью-Орлеана. А я был молодой начинающий боксер. Мне поклонялись, мною восторгались!
По глупости думал, что если есть успех и есть слава, то мне все можно. Мы с Кэти любили друг друга. Я мечтал завести семью, хотел, чтобы Кэт перестала заниматься своим постыдным ремеслом. Когда мы поженились, она пошла к хозяину и сказала, что больше не будет заниматься проституцией. Этот жирный боров поднял крик, потребовал уплаты долга, стал бить мою Кэти. Она отбивалась как могла, расцарапала его лицо. А когда сбежалась вся округа, ее хозяин заявил, что черная женщина посмела поднять руку на белого человека. Суд Линча – это когда нет суда, это расправа. Мою жену повесили прямо там, на брусе под потолком. А я… я когда узнал… я подкараулил этого борова и собственными руками, – Джон простер перед собой две здоровенные руки ладонями вверх, – вот этими руками задушил его. – Джон уткнул свое лицо в ладони и замолчал, заново переживая свое горе.