Маяк - стр. 39

Сейчас они лежали рядом, ощущая тепло друг друга, но мысленно уже отдалившись, обратив лица к голубой умиротворенности неба, к наплывающим время от времени белым кучевым облакам. Необычное для осени тепло солнечных лучей нагрело окружавшие ложбину каменные глыбы, и оба были обнажены до пояса. Деннис уже натянул джинсы, хотя молния не была застегнута, а смятая вельветовая юбка Миранды едва прикрывала ей бедра. Другие предметы ее одежды лежали небрежной кучкой сбоку, на них был брошен бинокль. Сейчас, когда страстное желание было удовлетворено, все другие чувства Денниса необыкновенно обострились, в ушах звучала – так всегда случалось здесь, на острове, – какофония самых разнообразных звуков: биение моря, грохот разбивающихся о камень волн, журчание воды и, время от времени, дикий вскрик чайки. Он ощущал запах раздавленной травы и твердой почвы под нею, слабый, неопределимый, полусладкий-полукислый запах, идущий от каких-то растений с круглыми мясистыми листьями, ярко-зелеными на фоне серебристого гранита, запах моря и терпкий запах разгоряченной плоти и секса.

Он услышал негромкий, умиротворенно-счастливый вздох Миранды. Это вызвало у него прилив благодарной нежности; он повернулся к ней и вгляделся в ее спокойный профиль. После их ласк она всегда выглядела именно так: довольная, загадочная улыбка, гладкое, на несколько лет помолодевшее лицо, будто какая-то волшебная рука стерла с него едва заметные следы начинающегося старения. Он был ее первым мужчиной, когда они стали близки, но в их безрассудном соитии не было ни неуверенности, ни пассивности. Она открыла ему себя, словно этот миг мог компенсировать ей все бесплодные, лишенные жизни годы. И сексуальное удовлетворение высвободило в ней нечто большее, чем полуосознанную телесную потребность, чтобы рядом была теплая, чуткая живая плоть, нечто большее, чем жажду любви. Украденные ими обоими часы давали им возможность не только удовлетворить неодолимое желание физической близости: они проводили эти часы в разговорах, порой отрывочных и бессвязных, но чаще всего позволявших им излить накопившиеся и давно скрываемые обиды и огорчения.

Деннису было известно кое-что о ее жизни с отцом, он наблюдал все это вот уже двенадцать лет. Но если тогда он и испытывал к ней жалость, это было лишь мимолетное, быстро проходившее чувство, не окрашенное ни малейшей привязанностью. В ее слишком явной деловитости, в ее сдержанности, в ее манере порой вести себя с ним скорее как со слугой, чем с доверенным помощником ее отца виделось что-то пугающе непривлекательное. Порой ему даже казалось, что она вообще не замечает его присутствия. Он говорил себе, что она дочь своего отца. Оливер всегда был весьма требовательным работодателем, особенно когда отправлялся в рекламные поездки за границу. Деннис часто раздумывал над тем, зачем Оливер берет на себя этот труд: с коммерческой точки зрения такие поездки вряд ли были необходимы. Деннис подозревал тут существование совсем иных резонов. Такие турне удовлетворяли потребность Оливера в публичном подтверждении уважения к нему многих тысяч читателей, более того – даже их преклонения перед ним.