Матрёшка времени - стр. 6
Подобные озарения и понимания дарили Василию безграничные возможности для тереотезирований и фантазирований, и между этими процессами не было существенной разницы, ведь любая теория или фантазия автоматически оказывалась на территории свершенного, воплотившегося и состоявшегося, и мир Васей Меркурьевым ощущался пестрым, наполненным, текучим и живым. Проще говоря, любая мысль, лишь появившись, уже становилась истиной. И ничто не противоречило друг другу, а лишь дополняло и развивало общую картину бытия, вернее даже, самое бытие.
И вот однажды, погружаясь в сладостное теоретизирование и разрабатывая новый узор для настенного ковра, Василий Меркурьев увидел свой первый сон наяву. Он не спал, мысли его блуждали по просторам далекого космоса, руки выводили кружочки и изогнутые линии, в ушах разливались медовые звуки «Музыки для аэропортов» Брайна Ино, и как бы издалека он услышал голос. Голос называл какие-то незнакомые ему технические термины, произносил какие-то команды, сначала совсем ничего не было понятно, и слова так мягко вплетались в канву музыкального течения, что Вася не обратил на них внимания. Хоть и знал музыку Ино очень хорошо, он был очень увлечен своим внутренним космосом. Постепенно голос стал употреблять более понятные слова – на английском, китайском, испанском, словно пробуя и перебирая настройки, и это слегка насторожило плавающее сознание Василия. Наконец, он услышал по-русски, отчетливо, обращенное лично к нему:
Смотри, в чем там было дело.
Вася немного напрягся и оторвал взгляд от рисования. Перед ним, прямо на его авторских обоях, изображавших стилизованную Солнечную систему, срисованную с шумерского глиняного изображения, открылся портал.
Фаэтон был прибежищем настоящих романтиков. Более двадцати процентов жителей планеты официально значились переселенцами из других звездных систем. На деле же почти половина фаэтонцев были экспатами. Как следствие, на планете наблюдался расцвет науки и межвидовой адаптации инопланетных технологий.
Фаэтонцы были исключительно нежными и эмпатичными существами. Их общественное бессознательное можно было считать вполне сознательным: они были прочно ментально подключены к общему инфополю планеты, поэтому у них не существовало таких понятий, как секрет или обман, не были они способны причинить кому-то вред намеренно, все всегда знали, где требуется помощь и почти физически ощущали настрой и состояние того или иного существа. У фаэтонцев не было правительства, общественные решения принимал совет из ученых и мастеров искусств. Состав этого совета был плавкий: в него входили существа, пользовавшиеся максимальным доверием в ситуации принятия необходимого на данный момент решения. Так же не было у них государств или каких-то разделений: планета самоощущала себя целиком. Биологическое разнообразие Фаэтона было настолько обширным, что едва ли можно было встретить дважды существо одного типа. Поэтому невозможно было ветвление не то, что на национальности или виды, но даже на царства животных и растений. Все, что обладало признаком жизни – то есть, располагало свое развитие во времени, имело свойство рождения, преобразования и умирания – являлось членом разумного сообщества Фаэтон. Крылатые львы с человекоподобными головами, гигантские говорящие цветы, странствующие колонии клеток-мимикрантов, семурги и русалки, кентавры и циклопы – все, что вы можете и все остальное, что не можете себе вообразить, можно было встретить, лишь сделав пару шагов по планете, и все оно приветствовало тебя и подключало к общему инфополю. Поэтому любое существо чувствовало себя комфортно, ощущая свою исключительность и, вместе с тем, общность.