Маша и Медведь - стр. 33

Его вторая рука обхватила грудь Маши. Ей богу, он хотел просто помыться, но ее близость, нагота, податливость и гипнотический шум воды поменяли планы. Оказалось, что Маша не против. Она тихо постанывала, отзываясь на его ласки. Мишка полагал, что на втором раунде сможет нечто большее, чем сомнительный подвиг в туалете и в прихожей. Но куда там. Очень скоро выдержка его покинула. Потребность оказаться внутри была столь острой, что все в паху заныло. Он надавил Маше на спину, безмолвно прося наклониться. Она снова послушалась, уперлась руками в стену, прогнулась.

И снова все кончилось слишком быстро. Он ощущал ее так остро, почти болезненно. Хотел сдержаться, но не нашел сил. В этот раз Симонов был уверен на все сто, что кончил только он. И начал подозревать, что и до этого играл в одни ворота.

Чтобы хоть как-то загладить вину, он потянулся рукой вниз. Маша шлепнула его по пальцам.

- Может, мы уже помоемся?

- Стоит попробовать, - хохотнул Мишка.

Маша протянула ему цветочный гель со злорадной усмешкой. Симонов принял его без брезгливости. Он частенько пользовался Алискиным, почти привык пахнуть розами или клубникой какой-нибудь. Что ему станется от аромата альпийских полевых цветов.

- Спинку потереть? - услужливо предложил он Маше.

- Обойдусь, - бросила она через плечо.

Но Мишка все равно забрал у нее губку и прошелся несколько раз по спине. Маше ничего не осталось, как оказать услугу в ответ. Она всплеснула руками, покрутила пальцем, веля ему повернуться, смыла губку, добавила еще геля. Ей пришлось попотеть, чтобы хорошенько отдраить Мишкину широкую спину.

Вернувшись под душ, оба задумчиво водили пальцами по телам друг друга, провожая мыльную пену. В одночасье стало как-то неловко. Мишка вылез первым, снова подал Маше руку.

- Поехали, поедим куда-нибудь. В центре вроде была уютная пиццерия.

Маша скривила лицо, заныла.

- Волосы сушить, укладывать, краситься… - перечисляла она.

- Зачем? – не понял Миша.

- Затем, что на улице зима. Как с мокрой головой?

Симонов оценил Машины волосы до поясницы, скептически приподнял бровь.

- Тебе сушиться сто лет, даже феном.

- Укладываться, Миш. Краситься, - напомнила она пункты в списки для выхода из дома.

- Зачем? – повторил он вопрос.

- Затем, что мне почти тридцать. Не девочка уже. Чего людей пугать.

Симонов не сдержался:

- Дурында ты, Машка.

Он оглядел ее лицо, на котором не нашел ни одной морщинки. Может совсем чуть-чуть в уголках глаз, но они ему даже нравились.

- Ты сейчас очень красивая, - честно признался он.

- Это потому что я голая, - нашлась Крылова.