Маруся отравилась. Секс и смерть в 1920-е. Антология - стр. 30

– Согласен.

– Странно. Мне он ничего об этом не сказал. Обыкновенно я ему подготовляю ассигновки и проверяю все документы.

– Должно быть, не успел. Да здесь ничего такого нет. Работа будет же сдана, и можно подложить приемочные акты потом.

– Я понимаю.

Стрепетов сел совсем близко.

– Такая услуга не забывается. «Производитель» сумеет отблагодарить.

Соня отвернулась. Стрепетов встал и прошелся по комнате.

– Скажите, а Велярская имеет к этому какое-нибудь отношение?

Стрепетов круто повернулся.

– Велярская?… Почему вы спрашиваете?

– Она, кажется, жена одного из компаньонов?

– Да.

– И Сандаров с ней знаком?

– Не думаю. Но он безумно в нее влюблен и ей тоже очень нравится.

Соня встала.

– Простите. Меня ждут в секретариате.

Стрепетов посмотрел на часы.

– Пожалуй, и я пойду. Сандарова не дождешься. Да он мне теперь и не очень нужен.

Пожал Соне руку.

– Я надеюсь.

И вышел.

Звякнул телефон.

– Тов. Бауэр? Говорит Сандаров. Я буду через полчаса. Приготовьте бумаги на подпись. И не забудьте ассигновки – там, вероятно, накопилось много счетов.

Тумин заехал за Велярской на автомобиле.

– Почему закрытый?

– Погода дождливая.

Выехали за город.

– Ваша пропаганда начинает действовать, Тумин. Я прочла сегодня обе газеты – «Известия» и «Правду».

– Ну и как?

– Очень скучно.

Тумин бросился целовать ручки.

– Милая вы, очаровательная Нина Георгиевна.

– Ну это ничего не значит. Я твердо решила заниматься политикой и требую, чтобы вы достали мне всякие книжки.

Тумин стремительно обнял ее. Целовал в голову, в глаза, в плечи. Велярская отбивалась.

– Вы с ума сошли. Я вам про политику, про коммунизм, а вы меня целуете. Вы буржуй. Вы меня развращаете.

Хохотали оба. Тумин был вне себя.

– Это замечательно. Это моя величайшая победа на коммунистическом фронте. Это трофей.

– Подождите, Тумин. Рано торжествовать.

– Это не важно. Важно, что есть начало, что Нина Георгиевна Велярская сбита с позиции, что она заколебалась.

Велярская посмотрела ему в глаза.

– А вам это очень важно?

– Ужасно важно. Важней всего.

Велярская прижалась к нему и поцеловала в щеку.

– Милый вы человек.

Тумин схватил ее за руку.

– Вас, должно быть, удивляет, при чем тут коммунизм. Это очень трудно объяснить. Но поймите, мне невыносимо, когда коммунизм делается таким же делом, как торговать или служить в конторе. От десяти до четырех коммунист, а потом делай что хочешь. Для меня коммунизм – все. Где его нет, там пусто.

– Я только неясно понимаю, про что вы говорите, когда говорите «коммунизм». Про политику, про рабочих, что ли?

– Не только про политику, про рабочих – про все. Нет ничего такого, где коммунизм был бы ни при чем. Коммунизм – во всем.