Маруся отравилась. Секс и смерть в 1920-е. Антология - стр. 27

Велярская засмеялась.

– Это относится как к членам партии, так и не членам, да?

– Вы хотите сказать, относится ли это ко мне? Да, относится.

Велярская заглянула ему в лицо.

– Вы как будто даже рассердились. Простите меня, если я в чем-нибудь виновата.

Тумин отвернулся.

– Вам смешно, а мне грустно. Женщина – ужасная вещь. Особенно для нас, коммунистов. Хуже всякой белогвардейщины.

Велярская отстранилась и высвободила руку.

– Ну, знаете! Если общество буржуазной дамы вам так вредно, то лично я могу вас от этой неприятности избавить. Я совершенно не заинтересована в вашем коммунистическом падении.

Они подошли к подъезду.

Тумин прижал ее ручку к губам.

– Простите меня, Нина Георгиевна. Я вам чего-то наболтал. Больше не буду.

– Просите прощенья как следует.

Тумин взял обе ручки и поцеловал каждый пальчик.

– Ну, простила. Звоните мне.

И скрылась за дверью.

Тумин постоял в задумчивости.

Подъехали двое на извозчике. Человек в котелке слез, а другой уселся поудобней.

– А Сандарова с Ниной Георгиевной я все-таки сведу.

Котелок засмеялся и вошел в подъезд.

Сандаров сидел в кабинете. Вошел Тарк.

– Я к вам по поручению ячейки.

– Прошу.

– За последнее время в ячейке много толков вызывает ваше поведение.

– Мое?

– Да, ваше.

– Очень интересно! И что же говорят?

– Говорят, что вы обуржуились.

– В чем же это выражается?

– В вашем отношении к партии, в ваших суждениях.

– Это что я критикую наших партийцев?

– Хотя бы.

– А разве они не подлежат критике?

Тарк поморщился.

– Тов. Сандаров, не будем заниматься диалектикой. Вопрос ясен. Ячейка находит, что вы расхлябались, и поручила мне сделать вам соответствующее указание.

– Но позвольте, тов. Тарк. Я желаю знать, в чем меня обвиняют. Мало ли какие у нас распространяются сплетни. На то ведь это и ячейка.

– Видите! На то это и ячейка. Настоящий коммунист не станет так отзываться о своей партийной организации.

– А по-вашему, это не так?

– Это другой вопрос. Может быть, и так. Но отсюда не следует, что об этом можно говорить в таком тоне.

Сандаров пожал плечами.

– У вас какая-то своя логика, мне, по-видимому, недоступная.

– В этом все дело.

Сандаров заходил по комнате.

– Есть во всем этом какая-то горделивая тупость, какое-то нежелание прогрессировать, боязнь сдвинуть что-либо с места. Вот мы такие. Всегда были и впредь будем. А если вам не нравится, то убирайтесь вон. На этом далеко не уедешь.

– Ну, как сказать. Едем на этом уже четыре года и, кажется, неплохо едем.

– Да, четыре года. Но теперь пора обновиться, стать шире, глубже.

– Напротив. Именно теперь партийная сплоченность и выдержка особенно важны. А то недолго попасть в буржуазное болото.