Мартовский заяц, или Записки мальчика индиго - стр. 32

Авторитет мой среди одноклассников после описанного случая сильно возрос, но воспользоваться этим у меня не вышло, поскольку почти сразу после Нового года мы переехали на новую квартиру. Определили меня в другую школу (тоже английскую), находившуюся на улице Правды. Входить в новый коллектив, где уже успели сложиться определенные взаимоотношения, всегда непросто, но в этом случае все оказалось еще сложней. Классная руководительница брать нового ученика в класс не хотела, мотивируя это тем, что у нее и так «комплект». Тогда мать пошла к директору и пригрозила, что пожалуется в РОНО на то, что они не берут ребенка, относящегося к их району. В результате директриса надавила на классную, и та была вынуждена пойти на попятную. Знала бы моя маман, чем это обернется, думаю, вряд ли бы стала так упорствовать.

Новая классная руководительница была дама пожилая, что называется сталинской закалки. Звали ее Антонина Васильевна, и она носила гордое звание заслуженный учитель СССР. Мы были ее последним классом: выпустив нас в среднюю школу, она собиралась уходить на пенсию.

Структура класса, поддерживаемая Антониной, была предельно проста. Во главе стояли ее «любимчик» Вова Клушин и его приятель Саша Колобков. Оба были из «мажоров», так как родители их занимали какие-то важные должности и постоянно разъезжали по заграницам. В Антонине вообще удивительным образом уживались партийно-коммунистическая правоверность и униженное заискивание перед начальством. Естественно, с теми, кого она считала ниже себя, она не особо стеснялась ни в средствах, ни в выражениях.

Помню, как-то раз мы разбирали по составу слова. Приставка, корень, суффикс и так далее. И нам попалось слово «рабочий». Тот, кто отвечал, выделил все слово как корень. Я поднял руку. «Я думаю, – начал я свой ответ, – что здесь корень „раб“, потому что однокоренными словами со словом „рабочий“ являются слова „работа“ и „заработок“»… Договорить я не смог, поскольку Антонина вскочила со своего места. «Нет! – внезапно завизжала она. – В нашей стране нет рабов!» После этого она завела нудную лекцию об отцах и дедах, которые отдали жизнь за свободу, равенство и социальную справедливость. При этом она испепеляющим взором сверлила меня, а весь остальной класс осуждающе кивал головами. Так я впервые с удивлением узнал, что правила русского языка тоже могут иметь идеологическое измерение и даже являться оружием в руках наших заклятых врагов. О напряженной международной обстановке нам периодически делали доклады. Называлось это мероприятие «политинформация». По понедельникам на большой перемене к доске выходил самолично Клушин и зачитывал по тетрадке, исписанной ровным убористым почерком, что за неделю в мире натворили злобные капиталисты. В кармане при этом у него, как правило, лежала буржуйская жвачка, а в пенале – заграничные ручки, карандаши и ластики.