Мартовский заяц, или Записки мальчика индиго - стр. 14
Дед был страстный автомобилист. У него был трофейный горбатый «Опель», под которым он валялся как минимум два дня в неделю. «Гаражная жизнь» была вообще важной составляющей его бытия. Чуть позднее в том же гараже я отыскал старый разобранный мотоцикл ДКВ, тоже немецкий и тоже трофейный. Титаническими усилиями мне удалось поднять из руин этого эсэсовского железного коня, и я даже ездил на приземистой и безотказной, как бульдог, машине, повергая в трепет и изумление всех заядлых рокеров. У деда был приятель – Семен Васильич по кличке «Фантомас», получивший это прозвище из-за полного отсутствия волос на голове, а также некоторого физиономического сходства с персонажем известного французского фильма. У Фантомаса был горбатый довоенный «Форд». Третьим в этой компании был некто Лукьянов. Он имел «Победу», тоже горбатую, тяжелую и неповоротливую, как танк. Когда все трое выезжали на трассу – за грибами или на рыбалку – картина получалась почти сюрреалистическая. Несколько раз гаишники принимали их за участников ралли старинных автомобилей и даже предлагали выделить машину сопровождения. Простые же шоферы просто пялились на горбатую кавалькаду – так, будто перед ними на шоссе вдруг невесть откуда появился верблюжий караван.
Помню, однажды дед решил выкорчевать тополя, росшие вдоль дорожки к дому. Тополей было три штуки, и разрослись они чудовищно. Да и пуха от них по весне летало невпроворот. Целый день дед трудился: пилил деревья, рубил сучья, расчленял стволы на небольшие пеньки. Дело было ранней весной, и я, одетый в резиновые сапоги и какой-то плащ, толокся рядом. Потом от нечего делать я стал брать тополиные веточки и втыкать в землю вдоль дороги. А через месяц вместо веточек появилась целая молоденькая тополиная роща. Помню, дед очень ругался и дня три выкорчевывал эти «саженцы».
Как-то раз, как рассказывала бабка, деда скрутила болезнь вроде радикулита, но носившая другое, более таинственное название – «спонделез». Скрючило его чуть ли не вчетверо. Врачи вели себя как-то неконкретно, уговаривали госпитализироваться месяца на полтора, причем безо всяких гарантий. А бабка узнала, что где-то в районе Истры живет старая колдунья, которая лечит все болезни заговорами и травами. Бабка очень долго уговаривала деда: как-никак он был членом партии и убежденным атеистом. Наконец дед согласился. Фантомас отвез их на своем «Форде» к месту назначения. Деда внесли в дом. Ведьма, оказавшаяся не такой уж и старой, дала бабке какую-то остро пахнущую и быстро испаряющуюся жидкость и сказала втирать деду в спину и поясницу. Потом что-то долго шептала над ним и водила руками. Полежав на лавке с полчаса, дед вскочил и, как ни в чем не бывало, направился к машине. Все так и ахнули. Но ведьма строго-настрого приказала на две недели завесить в доме все зеркала, не смотреть телевизор и не пить ни капли спиртного. В противном случае, добавила она, ко мне больше не приезжайте. Все так и сделали. Однако через три дня деду приспичило посмотреть телевизор. Что он успешно и сделал. На следующий день, увидев, что ничего страшного не произошло, дед решил отметить свое выздоровление и, позвав друзей, отдал должное пшеничному напитку под приличествующую случаю закуску. Вот тут-то и свершилось то, о чем, как известно, так долго говорили большевики. Ночью дед сделался совершенно ненормальный. Он бредил, метался, зажимался куда-то в угол и вопил, как в дешевом фильме ужасов: «Огонь! Огонь! Гирлянды! Гирлянды!» А наутро его скрючило уже не вчетверо, а раз в шестнадцать. Фантомас (едва проспавшись после вчерашнего), повез деда на своем «Форде» в больницу, где тот и пробыл почти четыре месяца. При этом даже врачи удивлялись, почему процесс выздоровления идет столь медленно, и, как ни пытались, не могли найти этому никакого разумного объяснения. Видно, заклятия ведьмы оказались слишком сильными.