Марсиановка - стр. 18
– Ну что ты, Марусечка, – обнял я ее за голову и к себе прижимаю. – Это ж я не вместо ребеночка! Это вместо кота. Помнишь же, как Барсик сбежал, а потом Маркиз облысел и пропал. Ни коты, ни собаки у нас не приживаются. Одни мыши поганые. Ничего им не делается!
Чувствую, Маруська размякла, уж и задышала в моих объятьях, на поцелуи отвечать начала. Я ее мягко к диванчику сдвигаю, параллельно пуговки на груди нашариваю. А любвеобильная моя вдруг вся застыла и руку сжала. Оторвался я от сочных губ и гляжу, смотрит Маруська через мое плечо, а там медведка стоит и усами перебирает, словно ножницами режет.
«Ну, это уж слишком, – думаю. – Будет мне какое-то насекомое семейную жизнь портить!»
Отодвинул я Маруську и к двери. Распахнул и киваю медведке на выход. А она мне как будто кивает: мол, только после тебя. Слышу, Маруська хихикать начала. Разозлился я и ногой медведку из дома вытолкал. Дверь опять на щеколду закрыл, а у самого уже настроение пропало. Жду, когда Маруська отхохочется.
Вытерлась она фартуком, посерьезнела и говорит:
– Чтобы больше я эту гадость дома не видела! Я тебе сама мышей ловить буду, если они тебе так мешают. Или если ты решил новый бизнес устроить. А притащишь снова своего Лютика – я его не копам за десять нанорубинов продам, а попрошу Мироныча его на запчасти разобрать. Запчастями дороже дают. – И столько злости в ее голосе, что у меня не то что любовное настроение – аппетит пропал.
Вышел я, взял кактусовочки и с Миронычем остаток дня женскую неблагодарность обсуждал. Пришлось еще два раза в сарай бегать, очень у нас разговор интересный получился.
Проснулся я утром, над головой знакомая паутина на потолке. Под головой что-то твердое. Пошарил – медведка! Вскочил, как смог быстро, отпихнул ее и на кровать заскочил. «Неужели я всю ночь на полу с медведкой проспал? Вот до чего меня женская неблагодарность довела!»
А медведка по-хозяйски так забегала, шмыг за печку и с мышкой выходит. «Тьфу! Гадость какая!» – вспомнился мне вчерашний разговор с копами. Представил, как они под пиво хрустящих соленых мышей жрут.
– Слушай, а давай ты не котом, а собакой станешь! – говорю я медведке, за подергивающимся мышом наблюдая. – Будешь мне не мышей, а зайцев, например, приносить. Сразу на душе веселее стало. Представил, как я с ружьем и с Лютиком на поводке на охоту иду. Наверняка и нюх у него хороший. Вон он как с мышами справляется! Одной левой!
Выпросил я у Мироныча ружье и пошел за березки в пальмовую посадку охотиться. Медведка за мной увязалась. Бегает, копается. Крота принесла. Я его ботинком отшвырнул, она подобрала и съела. Идиллия! Вдруг вижу – утка летит. Да жирная такая! Ружье вскидываю – щелк, а патронов-то мне гадина Мироныч зажал. Летит моя утка низко, словно дразнится, прямо к березкам у портала. Вдруг задергала крыльями и как подбитый истребитель к земле пошла.