Марки. Филателистическая повесть. Книга 1 - стр. 9
Немцу не понять русскую душу. Его подход к жизни прямой, без извилин, будто свая, без нашего размаха, горячности и пламенности.
Едва я закончил писать эти строки, как события принудили меня вновь проявить решительность в расследовании запутанного дела.
На дворе стояла глубокая ночь, когда я вновь услышал возню, стоны и плач за дверью. Чтобы не повторить злополучную ошибку той ночи, когда холод помешал расследованию, я решил одеться потеплее и соблюдая всяческую осторожность решился выйти из моего убежища. Некоторое время глаза привыкали к темноте. Когда же я смог различать предметы, то направился потихоньку на шум. Иногда шум напоминал кошачье мяуканье, иногда разговор. Двигался я малыми шагами, поминутно ощупывая стены руками, чтобы не свалить с грохотом на пол какой-нибудь горшок и не выдать себя с головою. Именно эта разумная неторопливость и позволила мне незаметно подкрасться к одной из комнат, откуда пробивался свет.
Мимо меня мелькнула тень и скрылась за дверью. В то мгновение, когда фигура осветилась слабым светом, проникавшим из комнаты, я заметил, что это был Фурцель. В руках он нёс длинный моток верёвки! Дверь оставалась приоткрытою, поэтому я прекрасно различал, как кошка вновь замяукала. Раздались немецкие слова, потом началась возня. Звуки голоса сделались приглушённее. Различался также голос Анны Амалии. Вдруг с грохотом что-то упало мне под ноги и намочило штаны. Это я по неосторожности задел кадку с молоком. Отступать мне было некуда. Я собрался с духом и резко распахнул дверь со словами:
– Что это значит?
Наступило секундное молчание. В небольшой комнатке стояла детская кроватка, слабый свет подсвечника отбрасывал кривые тени на стены. На меня глядела насмерть перепуганная госпожа Фурцель в одном исподнем. Волосы на голове её были распущены. Из-под сорочки виднелись голые лодыжки. Рядом с ней, с перекошенным от ужаса лицом стоял её муж. В руках он держал маленькое извивающееся существо в ночной рубашке, со скрученными верёвкой руками. Существо мяукало, царапалось и кусалось. Девочка лет семи, истерзанная собственными родителями! Такова была моя первая мысль.
Едва заметив меня, девочка криво усмехнулась, в глазах пробежали искорки, будто бы ей в её голову пришла неожиданная мысль. Воспользовавшись секундным замешательством, чертёнок вырвался из рук Фурцеля и бросился прямиком ко мне. Я человек не робкого десятка, и ростом не обделён. Однако же, подвергнувшись нападению такого существа из темноты, пришёл в неописуемый ужас. Я заорал что было мочи и бросился наутёк. На мою беду, притолока в комнате, в которую занесло меня не в добрый час, была сделана на удивление низко. И со всего размаху я налетел на неё, потерял равновесие и провалился разом в черноту, будто в колодец.