Манаус - стр. 26
Гребли не останавливаясь. Пока одни спали на дне пироги, другие работали веслами. И даже в самые глухие ночи, когда ни луны, ни звезд не было видно за облаками, глаза индейца различали и камни, и водовороты, и затопленные стволы деревьев, едва поднимающиеся над водой.
День ото дня, по мере того, как они поднимались все выше и выше по течению, русло реки начало мелеть, и, наконец, наступил такой момент, что им пришлось дольше толкать лодку, чем сидеть в ней и грести. Этой ночью, ввиду того, что стало невозможно продвигаться вперед через нескончаемые мели, решено было остановиться и отдохнуть первый раз за все это время.
Разбили лагерь на небольшом песчаном пляже и, не разводя огня, доели оставшиеся съестные припасы, а потом легли спать, прямо на светлом речном песке и сразу же провалились в глубокий сон, не заботясь даже о том, чтобы выставить часового.
Аркимедес проснулся, как только забрезжил рассвет. Лежа на спине, он смотрел на небо, окрасившееся в красные тона и на небольшое белое облачко, скользящее по небосклону, на высокие деревья, поднимающиеся у него над головой, слушал легкий шум реки и голоса попугаев, возобновивших свой бесконечный спор и перелетавших с ветки на ветку. И он почувствовал себя счастливым, ему показалось, что наконец-то, наверное, в первый раз открыл для себя сельву – это бескрайнее зеленое пространство, что до этого момента представлялась ему в виде огромной тюрьмы: бесконечное количество высоких прутьев в гигантской решетке, окружившей его со всех сторон и за которой он был заперт. Но сейчас все выглядело по-другому: у неба появился цвет, и он был другим, не таким, как раньше; зелень листвы стала более насыщенной и яркой; звуки сделались чище и звонче.
Он приподнялся и взглянул на Говарда, тот лежал рядом и тоже не спал, и вполне возможно думал о том же. Клаудия спала. А Рамиро нигде не было видно, пока он не разглядел фигуру индейца, сидящего на корточках у небольшой заводи с опущенными в воду руками. Сидел он совершенно неподвижно, так что более напоминал камень среди других камней, чем живого человека. Он наблюдал за ним, не осмеливаясь позвать, восхищаясь выдержкой индейца, который мог не шевелиться столько времени, пока вдруг не вскинул руки с зажатой в них толстой рыбой и кинул ее на берег, далеко от воды. Потом вскочил на ноги, подбежал к ней и убил, сломав хребет, и бросил к другим, что уже лежали без движения на песке. Аркимедес подошел к нему и, пока умывался в реке, сказал:
– Не понимаю, как это у тебя получается не шевелиться столько времени, стоять подобно изваянию.