Мамалыжный десант - стр. 24
Роты редели ежедневно, пополнялись не особо регулярно, и Тимофей все реже встречал тех бойцов, с кем в первый день на кручу забирался. Зато все немногочисленные офицеры, да и солдаты взводов, знали Тимку Партизана: считалось, что он изначально на плацдарме был, может, даже специально оставленный каким-то предусмотрительным партизанским соединением. Объяснять, что это вовсе не так, смысла не было: Тимофей уже понял, что народу нравится думать, что ничего случайного не бывает, что не просто так в оккупации люди сидели, а вредили немцам и румынам, неустанно дороги взрывали и загодя готовили плацдармы для армии. Так оно наверняка и было, пусть и не вот в этих здешних местах.
Как-то ночью вредные румынские «кукурузники» вместе с бомбами накидали листовок. Бумагу с серым шрифтом разобрали на курево, хотя парторг роты, пулеметчик уважаемый и достойный, сказал, что «от такой заядлой брехни и дерьмовой бумаги у нормального куряги одышка случается». Тимофей из интереса глянул, чего там врут.
«Сдавайтесь в плен!» – прямолинейно призывала бумажка, а далее подслеповатым шрифтом:
Рiднi братя, украiнцi! Чорнорубашечники! Росiяни гонят вас, як скiт на убой, пiд дулами своих автоматiв. Вам не довiряют новоi зброi, не обучають современной войне, а также не дають обмундирования: все равно смерть! Повертайте зброю протiв ненависнiх жидiв-комiсаров! Переходьте до нас. Тут ви зустрiнете своiх истиних друзiв – борцiв за самостийную Украiну, незалежну от радяньской тиранii…
Ну и прочая ерунда. Вот кому это немцы пишут? Нет, понятно, что дураки везде есть, но не так уж много. Какая «новая зброя», если у всех оружие одинаковое, пусть временами и приходится перебиваться трофеями? Да и с формой… Вот вам гимнастерки или снаряды в первую очередь на передовую везти? Понятно, что боеприпасы. Когда наладится подвоз, всех переоденут и переобуют. В общем, врут немцы без особой фантазии. Лучше бы чистую бумагу бросали: когда до Берлина дойдем, фрицевым интендантам то могло бы засчитаться.
Курить Тимофей начал дня через три на фронте. Дым махорки не то чтобы нравился, но давал чуть-чуть уюта. Дожди лили каждый день, в траншеях было мокро, ноги все время сырые. Как-то выдались два дня, так и вообще стало нестерпимо: задувало дико, дождь со снегом бил в рожу, едва высунешься из укрытия, в лесу деревья ветром валило. Как тут не задымишь самокруткой, хотя оно и вредно? Махру выдавали исправно, кормили похуже: утром и вечером, можно даже и не гадать, только пшенка. Правда, можно ей напихаться вдоволь.
Жаловаться было глупо: с голоду не помрешь, курево есть, одет и вооружен. Да, а еще был внезапно награжден рядовой Тимофей Лавренко. На второй день после взятия плацдарма прицепили прямо на телогрейку «За отвагу», пусть и без особой торжественности, но с дружескими поздравлениями. Что, как не крути, приятно. Возникла, правда, сложность: пока не имелось у товарища Лавренко красноармейской книжки, да и присягу он не принимал, но, как сказал комбат, «все дооформится в ближайшее время».