Мама кома - стр. 15
– Сережа, – говорил Шухман, сцепив руки под подбородком, – что тебя по-настоящему волнует? Что у тебя сидит вот здесь? – и он гладил себя по объемистому животу.
Сергей пожимал плечами.
– Послушай вот это, – говорил Шухман и подсовывал ему, уходя, очередную пластинку Дайны Вошингтон или Нины Симоне.
– Но они же на английском поют, – злился Сергей, – и б-б-бабы!
– Сережа, – Шухман укоризненно качал головой, уже стоя в дверях, – просто послушай.
И тихо спускался по лестнице.
***
– В-в-в ночи, – рыкнул Сергей. Шухман навострил уши, – глухой! Иду – с тобой! Туда – где не ждут!
Соло.
– В ночи – глухой! Поет прибой. Но тебя не найдут!
Шухман насупился. Сергей тряхнул волосами, раскатился по фортепиано:
– Я могу тебе сказать, что ты мне снишься,
Я могу теперь сказать, чего ты боишься,
Ты умоешься волной, и я не узнаю,
Что ты бегаешь за мной, а я проклинаю
Тот день,
Когда
Текла
Вода
С небес
На нас
В последний
Раз!
– Да, – сказал Валентин Аронович, пожевав губами, – ну, авторов мы тебе поищем. А музыка хорошая! Еще есть?
***
Потянулись зимние серые дни творчества и вдохновения. Пить Шухман запретил. Журналисты не вспоминали, что был такой Кузнецов. Видеться со Сваном было как-то неудобно. Еще более неудобно было перед Аней. Данила уехал. Компанию Сергею составлял время от времени гитарист из «Сокола» Дима Гусицкий, проще Гусь. Но Гусь был классический музыкант, то есть человек конституционально глупый. При этом музыку он тоже не очень-то любил, хотя играть умел в разных жанрах. Это Сергея всегда поражало. Единственная страсть была у Гуся – это бабы. И они отвечали ему взаимностью. В кафе «Снежинка», в гастрономе «Центральный», в автобусе – везде, где были женщины, Гусь, далеко не красавец, пускался с ними флиртовать, и они с удовольствием отвечали. Это было удивительно.
– Чем ты их берешь? – как-то поинтересовался Сергей.
– Я – веселый человек, – мрачно ответил Гусь. – А ты ханурик, у тебя морда кислая. Поэтому тебя никто не любит.
Однажды на улице Сергей увидел Микушина, причем произошло это ровно через секунду после того, как он подумал, что не хотел бы его видеть. Сергей знал о несчастье с его дочкой. Микушин, несмотря на приличный минус, шел по улице Ленина в короткой джинсовой куртке с меховым подбоем и без шапки, он постригся, похудел и выглядел очень фирменно. Даже взгляд у него был какой-то нездешний – одновременно отстраненный и острый, как будто человек давно все понял, и рассказывать ему что-то бесполезно. Они прошли в метре друг от друга. Сергей потом долго думал, не обознался ли.
***