Малюта. Часть 1 - стр. 7
– Говорю я тебе, Алексей Васильевич, назвал он имена изменников.
– Раз под пыткой не подтвердил, значит, выдумал. Оговорил. Ты слишком ретив, Гришка. Давай вон убирайся тут.
***
Григорий Лукьянович Скуратов жил на окраине Москвы. Избу ему и его семье предоставили временно, как человеку, служащему государю. К вечеру он, переодевшись в добротный кафтан, который ему пожаловали, когда брали на службу, пошёл домой, неся в мешке сапоги ныне покойного Васьки. Серебряный крест и большую часть денег, которые были при холопе, забрал себе Алексей. Хорошо хоть сапоги позволил взять! Вот снесу их на торг и выручу пару монет, хорошая прибавка к небольшому жалованью будет, подумал Скуратов.
Григорий подошёл к бедной избе, в которой жил с семьёй, и, тяжело вздохнув, открыл дверь. Навстречу ему с радостными криками бросились три девочки. Он обнял всех троих разом.
– Батюшка пришёл со службы! Батюшка!
– Что вы тут без меня делали? Не скучали? Матушке по дому помогали или нет?
– А ты гостинцы нам принёс, батюшка? – радостно закричала старшая дочка Ксения, которой было тринадцать лет.
Красивая доченька выросла, да кто к ней посватается. Так и будет сидеть в девках, пока приданое не соберу, подумал Григорий. А что тут соберёшь – вон только если сапоги с покойника.
– Прости меня, Ксюша. Каюсь, не успел купить я вам сладостей.
– А в мешке что?
– А это сапожки мне друг богатый подарил. Вот снесу их на рынок и там на что-нибудь сменяю.
– Идите, что вы батюшке прохода не даёте. Садись, Григорий Лукьянович, за стол, откушай. Небось, на службе-то государевой в рот себе крошку хлеба не положил, всё времени не было.
Да где уж тут сидеть и жрать, подумал про себя Григорий, продолжая улыбаться. Тут бы всем с голоду не помереть. Это бояре высокородные по пять раз на дню жрут. Животы у них настолько надулись, что не каждый на коня влезть сможет. А тут хоть бы раз в день потрапезничать да детишек хлебом вволю накормить.
– Пойдём, Мария Михайловна, за стол, – сказал Григорий, – и вы, красавицы мои, садитесь. Вон как вкусно пахнет. Кашка?
– Не просто кашка, а с курятиной! Кошка Мурка вон подрастающую куру порвала. Спасти не сумели, теперь вот съедим её. Я кошку, дрянь, палкой сильно обиходила. Будет знать, каково курей воровать! На дереве от меня схоронилась, окаянная. А ты, Машка, – обращаясь к средней дочери, которая почему-то закрывала лицо руками, – и не вздумай о ней плакать. Вот я её!
– Да почто ты, Мария Михайловна, бранишься? Ведь кошка-то тоже не со зла! Так ведь, Машенька? – подмигивая дочери, проговорил Григорий. – Ей ведь тоже есть охота. Другие и молочка кошечкам наливают, и со стола дают.