Мальчик из контейнера - стр. 44
– Если наивные, как ты говоришь, массы сумели раз победить, то почему не могут побеждать всегда?
– Я же тебе сказал, что они наивные и доверчивые. Им скажут, что надо сделать так, и тогда будет всем хорошо. Ура! – кричат массы и бегут, куда им показали проходимцы, и делают то, что они им сказали. Понял?
– Понял. Только…
– Что только?
– Неужели из массы никто не видит, как их обманывают проходимцы?
– Видят, конечно. Кричат, ножками топают, хотят образумить массы, а те им уже не верят, они верят проходимцам, потому что те на вранье и обмане собаку съели.
– Из теперешних, кто собаку съел?
– Чтобы распознать таких, надо, друже, учиться, учиться и еще раз учиться! Кто это сказал? Правильно, дедушка Ленин с курчавой головой.
Коля, против обыкновения, долго не мог уснуть, лезли разные мысли, и не все они подчинялись хоть какому-то закону, объяснить их тоже не было достаточно знаний и ума.
– Учиться, учиться и еще раз учиться, – прошептал он, улыбнулся, сладко зевнул и уснул.
Начальник училища приказал на тему борьбы за власть в Москве не заводить разговоры, на вопросы курсантов тоже не отвечать. Умело уходить от ответа в этой щекотливой теме.
– Нам самим ничего не понятно, можно и опростоволоситься с ответом. Молодежь сейчас такая ушлая, того и гляди, чтобы не подловила на слове, – наставлял он приглашенных в Дом офицеров начальников. – Мы были курсантами и, кроме полетов, нас мало что интересовало. Девушки и те были не на первом месте.
– «Первым делом – самолеты! Ну, а девушки потом», – улыбаясь, подсказал помощник по воспитательной работе.
– Так и было! – признал факт первенства авиации начальник училища генерал Логинов. – Полеты! Полеты! Полеты! Инструктору в рот заглядывали. Он важнее отца родного. Его слово – закон! Теперь многое стало не так. Курсанты – сейчас ушлые ребята. Могут принять тебя, а могут и отторгнуть как ненужный орган, и ты ничего поделать не сможешь. Поэтому будьте очень осторожны в общении с ними. Лучше отвечать, что пока не все ясно в этой истории. Вроде бы связано с отсутствием табачных изделий, ничего, мол, страшного не произошло. Все скоро устаканится. Говорить: устаканится, не надо, это я так сказал вам, а им нельзя такое говорить. Говорите культурным русским богатым языком! А во что это все выльется – представления не имею. По-моему, мало кто знает, что сейчас творится у нас в стране. Знаем, что что-то не то, а что – понятия смутные. Какая-то мышиная возня! – Тут генерал брезгливо скривился. – Как крысы в банке грызут друг друга. Попадешь им на зуб, и тебя пополам перекусят. Не наше это дело, – тяжело вздохнув, произнес генерал. – Наше дело – самолеты и Родина! Родину мы обязаны защищать, не жалея сил, здоровья и жизни. Мы присягали ей в этом. А вся эта шушера проявит себя скоро, – поняв, что проговорился, высказал недвусмысленно свои взгляды на происходящее в стране, попытался исправить, да только усугубил свое положение. – Ведь кто рвется к власти – всякая шваль, ни на что хорошее не способная. Они не могут работать, не могут организовать какой-нибудь простенький процесс, а покричать, облить помоями хорошего человека – их хлебом не корми. Затопчут грязными сапогами светлое имя. Вот такие они, кто лезет во власть. Пищит, а лезет. Много теперь таких, и лизоблюдов много, что к корыту лезут. Они еще хуже тех, что во власть, как в омут, лезут. Они у ног вьются, в глаза льстиво заглядывают, улыбаются, сладкие тебе речи говорят. А потом сдают своего благодетеля ни за грош, когда объявится новый, более сильный и прогрессивный. Гадкое племя! – скривил рол генерал. Был у меня такой зам, мне в ухо одно, а наверх писал кляузы. Добрые люди подсказали, кого я пригрел на своей груди. Да и там, наверху, не все и не всем верят. Рассказали мне, как один политработник, с большой должности, накатал телегу на своего непосредственного начальника, тоже политработника, что у того отец поп. Дескать, как он может с таким происхождением готовить массы ко всемирной революции.