Мадемуазель Лидочка, простите мой французский! - стр. 56
— Интереснее снимать с девушки трусы, — объяснил Давыдов, наверное, свое последнее действие. — Но так уж и быть, ради Виталика попытаюсь снять лифчик.
Он поднялся, а у меня все опустилось — вернее сжалось. Я так втянула живот, что платье в талии и на талии стало свободно, свободно болтаться… Виталика… Издевается ведь. Не поверю, чтобы он хоть раз до меня назвал так Хруслова! Хруслик! Он же решил звать его просто Хруслик!
— Зачем лифчик снимать? — спросила я, чувствуя, как на застежку молнии с моей подмышки капнула капелька пота.
Первая, но без сомнения не последняя. Сомнительной тут была только помощь Давыдова. Месть… Сорвала мужику свидание, то есть секс. Девушка водителя… Еще и не девушка. Возни меньше и белье чистое, хоть и черное… А обещания? Так они мужиками и даются исключительно с целью иметь что-то, что можно с нечистой совестью нарушить…
Его ремень врезался мне в живот. Если бы только ремень. Мужская природа, неконтролируемая? Или наоборот, у него все под контролем. В бизнесе и в жизни. Личной.
— Чтобы снять платье.
Его руки легли мне на грудь, большие ладони вдавили большие чашечки. Поролоновые, пустые…
— Догадка оказалась верной. С выступающими косточками таза большая грудь большая редкость.
Его руки плавно прошлись под моими и застряли на лопатках. А я застряла на его фразе про свою худобу.
— Застежка спереди, — пробормотала я ему в подбородок.
— Я уже понял, — усмехнулся он мне в губы и скользнул пальцами в декольте.
Нет, это не высокая мода, это низкая пошлость, так что сунул Федя руку в вырез… И пролез, гад! Легко щелкнул пальцами, и я выдохнула. А он вздохнул. Тяжело.
— С чего вы, бабы, решили, что большая грудь сексуальнее маленькой?
— Это не мы, бабы, решили. Это вы, мужики, нам это втемяшили. У моделей обычно ничего не торчит, но приходится делать так, чтобы торчало. И потом все бабы думают, что главное, чтобы грудь торчала.
— Это у мужика главное, чтобы торчало. И то не грудь.
Так… Я все понимаю: господин хороший обычно держит женскую грудь в руках, но можно же раз в жизни попробовать отпустить?
— Фёдор, пожалуйста, доведите дело до конца.
Как же многозначительно звучит! Но он понял верно: сунул пальцы под мои мокрые подмышки и замер, выжидая. Моей реакции ждёт или наслаждается произведённым на меня эффектом?
— Я честно сейчас сдохну от страха за платье. Снимите его наконец или перестаньте меня мучить! — вывернулась я.
Не признаваться же, что у меня трусы совсем не из-за страха мокрые. Черт… Ну надо же! Платье Леркой заколдовано… Не мог же Давыдов влюбить меня своим чувством юмора?