Мадемуазель Лидочка, простите мой французский! - стр. 25
Я пошла к пешеходному переходу походкой манекенщицы. Пусть и не на каблуках, но чувствовала себя как на ходулях. Так устали ноги! А вы прах у меня под ногами, отморозки с хвостом между ног…
— Привет, кусок дорогущего железа! — погладила я капот внедорожника и оглянулась, поймав на себе настороженный взгляд охранника, пасущегося у входа в ресторан.
Давыдов тут не в первый раз, наверное. И Хруслов успел засветиться. Пришлось быстрее схватиться за ручку — машинка приветливо пискнула и пустила меня внутрь. Я открыла заднюю дверь и зажмурившись, чтобы не вспоминать ничего, бросила на сиденье плащ. Затем повернула голову в сторону ресторанной двери — мужик по-прежнему внимательно за мной наблюдал. Пришлось помахать ему рукой и взять телефон. Сделаю вид, что звоню хозяину… Только вид. Черт… СМС. От Хруслова с номером Давыдова и приказом не звонить. Это так, на всякий пожарный случай.
Так у нас и горит. Пукан так уж точно! Боже, вот какого лешего я села за руль этого тарантаса!
С каких пор я люблю большие машины? Не знаю. Но три дня уже их ненавижу за дело! Чужое… И свое тело, которое в ком-то может вызывать неправильные желания. Давыдов, не подведи! Ты же мой спаситель, пусть и не знаешь об этом.
5. Глава 5 "Ом-м-м"
Пальцы на руле наигрывали странную мелодию, очень похожую на собачий вальс. Главное, чтобы она не стала фоном для сегодняшнего вечера: кобели имеются и сучки тоже, только не нужно никого хватать за ручки и на ручки… Я так до ручки дойду со своими страхами. Давыдов слишком избалован женским вниманием, чтобы обратить на меня внимание, так что, нервы, успокойтесь. Тут не я жертва, а он.
Рука сама собой соскочила на ручку двери, и я вышла на улицу. Знакомый шум Невского проспекта все равно не успокаивал — я продолжала чувствовать себя один на один с надвигающейся бедой в лице господина Давыдова.
Еще и мама позвонила:
— Пока Николай Петрович в больнице, ты могла бы пожить у нас…
От маминых слов сжалось сердце, но биться не перестало. Могла бы пожить… Могла бы и вообще не жить сейчас, если бы меня с сумкой через плечо не пустила к себе Леркина мать. Это она подняла с пола вырванное из моей груди сердце, промыла в трёх водах, сунула обратно, кое-как заштопала кожу и… Не знаю. Сердце теперь бьется ровно, без любовных перебоев, а душу в шрамах я никому не показываю.
— Мам, у меня кошка, забыла? Ещё мне нужно каждый день играть на рояле. И вообще… Я люблю спать в своей постели. Но в гости приеду. Не завтра. Сначала встречусь с лечащим врачом Николая Петровича…
— Лида?
— Мам, мне не нужна помощь. Я в состоянии неделю прожить одна. И вообще я сейчас не могу говорить. Я жду очень важного человека по одному неотложному делу. Извини, ладно?