M&D - стр. 21
Озеро мертвое, в каменном ошейнике. К нему не вели звериные тропы, поблизости не жили птицы, и зелень отступила далеко от края. Только бури иногда прорывались к этому уединенному озеру, чтобы гулом волн разбудить спящих на дне его горных духов.
Воздух был прозрачен и пронизан каким-то рассеянным странным светом. Он заливал всё вокруг, и каждый предмет выступал с невероятной чёткостью. Камни, ветви, травинки даже издали виднелись до того отчетливо, словно были совсем рядом. Андрей ни на что не смотрел, но всё видел. Больше всего его занимала неподвижная тень обнаженной девушки на огромном валуне на берегу озера. Не было той, кто отбрасывала такую прелестную тень, но очертания её были более чёткие и тонкие, чем у тени, естественно отбрасываемой тем же самым валуном.
Андреем владела лишь одна мысль, простая, ясная и непреложная, исключавшая всё остальное. Ему нужно было добраться до того места, где, согласно законам физики, должно находиться тело, тень которого он видел. Получалось, прямо у кромки воды мёртвого озера. Всё, что необходимо – это спуститься с почти отвесной скалы. Кое-где сквозь её буровато-серую, каменную поверхность неизвестно как прорастали небольшие колючие кусты, в некоторых местах даже были высохшие стволы и корни деревьев, ползущие вдоль изломанных вертикальных трещин. В том месте, откуда Андрей двинулся, шёл узкий каменный карниз, огибавший скалу, а ещё ниже, в темноватой пропасти, было озеро.
Андрей долго спускался вниз, осторожно нащупывая впадины в камне и хватаясь пальцами то за куст, то за корень дерева, то за острый выступ скалы. Он медленно приближался к небольшой каменной площадке, которая не была видна сверху, но откуда, как он почему-то знал, начиналась узкая тропинка. И он не мог отделаться от тягостного и непонятного предчувствия, что ему не суждено больше её увидеть и пройти ещё раз по тесным её поворотам, неровным винтом спускавшимся вниз и усыпанным сосновыми иглами. Андрей знал, что его ждут внизу, чьё-то нетерпеливое и жадное желание его увидеть.
Он спустился, наконец, почти до самой площадки, ухватился правой рукой за чёткий гранитный выступ, и через несколько секунд был бы уже там и спускался по тропинке, но вдруг твёрдый гранит сломался под его пальцами, и тогда с невероятной стремительностью он стал падать вниз, ударяясь телом о скалу, которая, казалось, летела вверх перед его глазами. Потом последовал резкий толчок необычайной силы, после которого у него смертельно заныли мышцы рук и захватило дыхание – он повис, судорожно держась оцепеневшими пальцами за высохшую ветку умершего дерева, гнездившегося некогда вдоль горизонтальной трещины камня. Но под Андреем была пустота. Он висел, глядя остановившимися и расширенными глазами на то небольшое пространство гранита, которое находилось в поле его зрения, и чувствуя, что ветка постепенно и мягко смещается под его тяжестью. Небольшая прозрачная ящерица на секунду появилась чуть выше его пальцев, и он отчетливо увидел её голову, её часто поднимающиеся и опускающиеся бока и тот мёртвый её взгляд, холодный и неподвижный, взгляд, которым смотрят пресмыкающиеся. Затем неуловимым и гибким движением она метнулась вверх и исчезла. Потом он услышал густое жужжание шмеля, то понижающееся, то повышающееся, не лишенное, впрочем, некоторой назойливой мелодичности и чем-то похожее на смутное звуковое воспоминание, которое вот-вот должно проясниться. Но ветка всё больше проседала под пальцами Андрея, и ужас всё глубже проникал в него. Он меньше всего поддавался описанию; в нём преобладало сознание того, что это последние минуты жизни, что нет силы в мире, которая могла бы спасти. А внизу, на страшной глубине, которую Андрей ощущал всеми своими мускулами, его ждёт смерть и против неё он безоружен. Он никогда не думал, что эти чувства – одиночество и ужас – можно испытывать не только душевно, но буквально всей поверхностью тела. И хотя он был ещё жив и на его коже не было ни одной царапины, он проходил с необыкновенной быстротой, которую ничто не могло ни остановить, ни даже замедлить, через душевную агонию, через ледяное томление и непобедимую тоску.