Люди с солнечными поводьями - стр. 4
Пошел первый день Месяца опадания листвы[15]. Мясо у диких оленей в это время самое вкусное, успевший отлинять мех блестящий и темный, кожа крепкая. Нажировавшись на богатых сочными водорослями озерах островов, ветвисторогие возвращаются в тайгу. Охотники с луками и копьями будут ждать их у речных переправ. Может, посчастливится добыть и других, имеющих кровь: красавцев изюбрей, лопаторогих лосей, медведей, вдосталь налакомившихся масляными кедровыми орешками. Никто из воинов не хотел оставаться в заставе.
– Не от кого стеречь! – кричали, охваченные охотничьим пылом. – Даром сидим на довольствии, в глаза людям смотреть совестно!
Багалык Хорсун не стал сам назначать стражей, велел бросить жребий. Щепки с угольными метками вытянули из шапки рыжий Ку́гас и, будто нарочно, его младший брат Дуо́лан. Парень чуть не взревел от обиды, но делать нечего, раз уж так выпало. Знать, сам Дилга́[16] вздумал подшутить над братьями. Оба они, а затем вся дружина вопрошающе воззрились на Хорсуна: сам-то идет ли? Нарья́на, его молодая жена, на сносях. Всем ведомо было, что главный жрец воспротивился отъезду багалыка.
…За день до отправки войска старейшина долины плотник Сили́с собрал Малый сход[17] в своей юрте, в аймаке Горячий Ручей. Хорсун легко убедил старшин оставить в заставе всего двоих воинов:
– Не такое великое время сезонной охоты – десять дней. Вокруг спокойно, не должно случиться плохому. Кто вспомнит, когда приключалась последняя напасть?
Старшины задумались. Потом коваль Тими́р, старшина кузнечного селенья Крылатая Лощина, усмехнулся:
– Помню разве только, как упряжной бык лодыря Маниха́я, с полными дров санями, в медвежью яму ухнул позапрошлой весной. Слава богам, яма была без кольев. Наш олух кинулся сани тащить и сам свалился… Вот была беда так беда – весь аймак с детьми и стариками примчался дурня вызволять! После дивились, что бык невредим, а Манихай исхитрился руку сломать да жилы на лодыжке надорвал. Ох и довольный ходил! До осени с полным правом палец о палец не ударил…
Посмеялись.
– Что ж, достаточно будет двоих охранников, – кивнул Хорсуну старейшина Силис, и аймачные согласились.
Сход уже собрался разойтись, как вдруг главный жрец Санда́л, подрагивая увечным веком, громко напомнил Хорсуну:
– Услышим ли глас одобрения предков? Жена твоя в бремени, грех тащить за собой в лесную невинность мутный сквозняк женской немочи. Незачем гневить таежного духа, переступать через запрет. Остаться надо тебе.
Старшины тревожно помалкивали, не зная, чью сторону взять. Потупив было голову, Хорсун поднял на них яростные глаза, но ничего не сказал. Резко повернулся и четырьмя шагами пересек широкую юрту. Не простившись, хлопнул дверью, аж дрогнули крепкие стены и посыпались плотницкие заготовки Силиса с полок.