Люди под кожей - стр. 39
А она все тащит и тащит его прямиком к илистому дну, где за ворохом сплетенной в объятиях растительности лежат ее сокровища, которые она бережно копила здесь год за годом. И ведь спроси, зачем она это делает, Драгомира не ответит. Возможно, призадумается на какое-то мгновение – и нырнет обратно в воду.
В последние годы у реки мало кто появлялся. Местные мужики боятся: слухи слухами, а исчезновения односельчан вполне реальны. Раз в несколько месяцев появится на берегу какая забывчивая баба, которая не пойми почему пришла сюда белье полоскать. А так – скука смертная. Даже поговорить не с кем.
Только вот Волчий пастырь, слава богам, не так-то сильно полагался на слухи и присказки. Подсторожить его у самой кромки воды оказалось проще простого. Откинув капюшон черной накидки, он сидел прямиком на траве, глядел в зарождающийся рассвет и думал о своих важных делах по сохранению мирового равновесия.
Так, по крайней мере, предполагала Драгомира. Она наблюдала за пастырем, притаившись за плотными зарослями осоки, где сквозь просветы было видно, как давно не стриженные русые волосы падают призадумавшемуся мужчине на глаза.
– Что печалит тебя, жених ненаглядный? – низким завлекающим голосом прошептала берегиня.
Пастырь даже головы не поднял. Только в глазах на мгновение мелькнуло плохо скрываемое раздражение.
– Возвращайся на дно.
Обрадовавшись ответу, Драгомира расправила плечи и сладко улыбнулась, обнажив острые жемчужные зубки. Когда она наконец выплыла из-за осоки, то стало возможным разглядеть ее бледное обнаженное тело. Девушка совершенно не стеснялась наготы и даже не пыталась прикрыться длинными темно-зелеными волосами, солнечными лучами рассыпавшимися позади нее на поверхности воды.
– Вижу, голову повесил… – Берегиня ступила на песчаное дно и медленно, но неотвратимо, словно черная туча, двинулась в сторону жертвы. – Ты не бойся. Я тебя приласкаю, одарю несметными сокровищами. Ты только доверься, позволь одинокой девушке тебя утешить…
Пастырь отмахнулся от протянутой руки, как от назойливой мухи.
– Возвращайся на дно, Драгомира, – терпеливо повторил он, хотя и слепому было понятно, что пастырь находился на грани того, чтобы сорваться.
– О! – еще больше воодушевилась речная обитательница. – Еще и имя мое знаешь!
– Я пастырь, я всех знаю.
– И Богдана знаешь?
– И этого собачьего сына знаю, – нехотя подтвердил страж смерти.
Драгомиру всю буквально трясло от возбуждения. Глаза выкатились из орбит, налились кровью; она уже не могла и не пыталась контролировать постоянно подергивающиеся мышцы лица. В эти моменты ее небесная красота терялась, растворялась в уродливой, страшной картине пожирательницы мужских сердец. Если бы пастырь взглянул на нее сейчас, хотя бы мельком, то не позволил бы себя одурачить.