Любой ценой. Сборник историй - стр. 9

На следующий день Петя в школе рассказывал о своем приключении товарищам. Ему, конечно, никто не поверил, но с тех пор к нему раз и навсегда приклеилась кличка «Инопланетянин», в кругу своих одноклассников…

Стремление безраздельной власти, зависть и злоба к особам, занимающим ее вершины, были стремлением прошлых моих жизней. В предпоследней из них, я помню себя владельцем замка. К замку принадлежали окружающие его землями. Огнем и мечом добывал я себе владения, и мои земли утроились. О, как славно упиваться победой и приобретать владения. Но был человек, который стоял выше меня во всем, перед которым мне приходилось снимать рыцарский шлем – это король. И я решил стать королем. Но король пресекал всех, кто становился богаче его и сильнее. Он стал на защиту слабых. Разгорелась война. Я мужественно сопротивлялся. Со сплоченной и закаленной в боях дружиной одерживал победу за победой, над регулярной армией плохо обученных солдат короля. Слава пьянила меня. Я упивался походами, как свежим предутренним воздухом у опушки молодого сосняка. Однажды мы отдыхали на привале, после боя, в котором никто из моих бойцов не был потерян. Нас застали врасплох. Удар сабли врага прервал мою жизнь в самом ее расцвете. О, как страшна смерть в расцвете молодости и сил, когда ты видишь встревоженные лица боевых товарищей, знаешь, что никогда больше не вскочишь в седло, не уедешь с ними, не сядешь за победные столы пиров. Никогда не ощутишь тепла от походного костра, запаха пищи и вкуса вина. Страх сковал все мое существо, дыхание остановилось, застыли картины виденного мира, время прекратило свой бег для меня. Все члены замерли ни боли, ни страха больше не было, лишь два чувства остались во мне жить. Первое чувство закостенелого однообразия и неподвижности. Второе это невыносимое желание неудобства. Страшного непередаваемого неудобства и неподвижности ввергали в потребность движения. Эта потребность росла с течением времени, но осуществить ее не было сил, не было возможности, так как смерть отобрала способность жить, а значит двигаться. Двигателем потребности движения была неподвижность и неудобство. С течением времени привычное чувство движения с помощью членов тела забывалась и исчезла, так как попытки к движению таким способом таили в себе страдание однообразие и неудобство. Нарастало чувство освобождения от привычных форм движения. Нарастало райское чувство легкости и покоя. Одновременно спасением возникало чувство забвения. И чем быстрее включалось забвение прошедшей жизни, тем быстрее приходило спасение от невыносимого неудобства и однообразия. И настал час, когда родилось чувство полета с невыносимого однообразия и неудобства. Но вначале был свет. Свет нежно голубой появился первым перед чувством полета. Он манил, звал в голубую высь. И наконец, однообразное чувство сдавленности и неудобства выстрадал в чувство полета. В полете я почувствовал нечто, вроде ворчания. Словно слепой я натыкался на застывшие статуи, и они ворчали мне в след по-стариковски с упреком, но слов не было, было лишь чувство, вызванное этим ворчанием. Я так плыл в этом голубом сиянии с непередаваемым чувством легкости и покоя. К этим чувствам легкости и покоя пришло ощущение себе подобных. А с ощущение других появилась радость бытия и счастья. Радость легкости, счастья и покоя, лишенная тревог, страха, какой-либо боязни все чаще и чаще заставляла верить в то, что тревогу, страх, голод, можно исключить из жизни на Земле. И люди станут жить счастливо без тревог, войн и голода. Нужно лишь разумно жить. Я почувствовал, что со мной соглашаются. Вокруг меня собрались единомышленники, и мы гурьбой носились по голубом простору, мечтая о счастье на Земле. Некоторые становились менее подвижны, ныряли куда-то вниз и исчезали внизу. Я понял, что они уходили на Землю в новое рождение. Я бы мог тоже уйти, но память о недавних пережитых страданиях удерживала меня в мире счастья и покоя. Я не уходил. Нас становилось все меньше и меньше. Другие, чувствуя уходящих, поддавались и шли следом, обрекая себя на новые земные муки и тяготы. Настал и мой черед. Я сделал попытку со старшим, который показывал мне, как это делать. Он подлетел к месту самому низкому в нашем обиталище, оно было означено белой, почти молочной мглой, и показал мне, что нужно нырнуть вниз, и не бояться. И он нырнул в молочную мглу, и исчез в молочном тумане. Я же ужаснулся ожидаемыми его земными страданиями, но тут же успокоил себя тем, что больше никогда не смогут пережившие им муки смерти вершить дела, причиняющие другим и себе подобные мучения. Это меня бодрило, придавало сил и уверенности. И я решил уйти на Землю к моим товарищам, чтобы вершить дела добродетели, делать так, чтобы исключить страдания и невзгоды из жизни людей. Меня там ждут, я не одинок. Я приблизился к месту ухода на Землю и не раздумывая больше, нырнул.