Любой ценой - стр. 10
Мойра погладила пальцами гладкую поверхность одной вазы, любуясь ее изяществом и красотой. И сразу же все вокруг перестало существовать. Внимание Мойры сосредоточилось на вазе. Ее дизайн был настолько совершенен, что у нее перехватило дыхание.
– О Господи! – выдохнула она и провела кончиками пальцев по самой маленькой вазе.
Роберт взглянул на вазу.
– Поразительно.
Мойре понравилось благоговение, прозвучавшее в его голосе. Они оба любили антиквариат. Это единственное, что было у них общим, кроме физической близости.
– Я прочла описание, но увидеть их… – Мойра покачала головой.
Он протянул руку, обмотав пальцы носовым платком, взял самую изящную вазу и стал изучать ее с уверенностью настоящего эксперта.
– Как считаешь, что в них хранили?
– Поскольку они такие маленькие, я думаю, что это были духи и ценные благовония.
– Да, для оливкового масла они слишком маленькие.
– Тем более что в те времена масла было в избытке и его вряд ли хранили бы в таких изящных вазочках.
Достав монокль, он стал рассматривать другую вазу.
– Хм… Полагаю, что это 1200 год до нашей эры.
– Нет. Я считаю, что они древнее. Посмотри вот на эту. – Она протянула ему третью. – Здесь есть гравировка.
Он поднес вазу к свету.
Где-то вдалеке открылась и закрылась дверь, в коридоре послышались, а потом замерли шаги. Но Мойра почти не слышала этих звуков, потому что была поглощена гравировкой.
Их взгляды встретились. Как она могла забыть, какими завораживающими были его глаза? Синие, как сапфиры, и обрамленные густыми ресницами, они захватили ее воображение и лишили самообладания. Сейчас ей больше ничего не хотелось – только немного податься вперед и…
А его рот, твердый, как у греческой статуи, манил ее, словно сияние бриллианта. Ее дыхание сбилось, его губы были все ближе и ближе…
Он поставил вазу на место.
– Она прекрасна. Редко встречается алебастр такой чистоты. Возможно, ты права. Гравировка указывает на более раннюю эпоху.
Роберт удивился, что его голос звучит так ровно, потому что сердце было готово вырваться из груди, а желание становилось нестерпимым. Но с Мойрой всегда было так. Она смущала, раздражала, даже приводила в бешенство и соблазняла… одновременно.
Он не понимал, что в ней такого, что так на него действует, но ему придется жестко себя контролировать, чтобы не поддаться ее хитростям. Он чуть было не позволил себе поцеловать ее. Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы отвернуться.
Она склонилась над вазой, при этом ее шелковистые рыжие волосы каким-то образом освободились от шпилек, и одна прядь упала на плечо.