Любовное томление - стр. 1

Сквозь распахнутое окно в комнату вливался зыбкими волнами рассвет.

И вместе с утренними лучами врывался в гостеприимно распахнутые окна горьковатый тонкий аромат отцветающей сирени.

Высоко в небе плыли облака.

… Чтобы опьянеть в весенний день вина пить не надо. Вино разлито в самом воздухе, и каждый вздох кружит голову.

Инна потянулась в постели, опустила ноги на пол и на цыпочках босиком приблизилась к зеркалу – припухшие губы, разбросанные в беспорядке волосы, ослепительно-голубые глаза с озорными искрами. Ну, чем не лесная фея?..

– Решено! Она едет сегодня в лес. Да, да, в ту самую позабытую, никому теперь неведомую сторожку лесника.

Степан Федорович… он был другом её деда. Всю войну они прошли вместе. А теперь деда нет. И Степана Фёдоровича тоже…

Есть только сторожка… её сторожка…

Инна, воспитанная дедом, собиралась по-военному быстро.

Вскоре минимум вещей был упакован, и Инна была одета для поездки за город.

… Проехав несколько станций на электричке, она сошла, поймала попутку, добралась до первого из трёх озёр.

Шофёр, подвёзший Инну, захлопнул дверцу и, высунувшись из окна, сказал, – решительная вы, видать, по всему особа. В наше время в одиночку в этакую глушь.

– Эх, да что говорить! – он махнул рукой.

Инна улыбнулась и помахала ему на прощанье.

Машина тронулась с места, подняв за собой густую стену пыли.

Инна подошла к озеру и тотчас расслышала множество шлепков о поверхность воды.

– Спугнула квакушек, – подумала Инна вслух и присмотрелась.

Озеро было нежно-зелёным. Его вогнутая чаша густо обросла тростником.

Тугие стрелы плакун травы ещё не распустили своих кроваво-красных цветов.

– Всем травам мати… – говорил когда-то о дербеннике Степан Фёдорович.

Инна до сих пор хранила крестик, вырезанный из плакун-травы – подарок старого лесника. Правда носить с собой не носила. Ни суеверной, ни религиозной Инна не была. Бог для неё был в гармонии. В плавном соединении её души с окружающим миром. Она любила этот мир и себя в этом мире.

Осмелевшие квакушки высунулись из воды и с любопытством поглядывали на Инну.

Не так часто тревожили их покой. Инна замерла и слилась с шорохом тростника, запахом воды, с бесконечными переливами зелёного и голубого цвета.

Галантные кавалеры местного значения настроили свои сердца на лирический лад и, высунув головы из воды, заквакали с пылкой страстью свои лягушачьи серенады, стараясь, во что бы то ни стало перекричать соперников.

Чтобы казаться выше других, они забирались на коряги, плавучие листы нимфей и друг на друга… Их изумрудно-коричневые рельефные тела барахтались, переплетались, погружались вниз под ряску.

Низко, над самой водой стремительно проносились стрекозы, сверкая прозрачно-золотыми крыльями.

Зелёные и голубые ниточки-иголочки замирали на весу, садились на листы рогоза и становились невидимыми.

Насмотревшись вдоволь на озеро, Инна продолжила свой путь.

Отсюда до сторожки можно было добраться только пешком.

Инна свернула с тропинки и пошла лугом. Мягкая зелёная трава льнула к её ногам. Всё пространство доступное взгляду было залито яркой желтизной купальниц. Ветер покачивал лилово-фиолетовые свечи марьянника.

Сладко ворковали бархатные шмели. Бабочки одна ярче другой кружились над луговыми волнами, садились на траву и сливались с цветами.

Разливы луга остановились возле кромки леса, задумались и… остались позади.

А в лесу шуршали листвой липы. Чёрная ольха прижалась к вязу.

Тихо и сладко журчали зелёные струи берёз. Недавно отцветшие остролистные клёны ещё наполняли воздух плотным волнующим ароматом.

Мягкая густая трава была усыпана лепестками лесных яблонь и отцветшей черёмухи. Где-то совсем рядом над головой Инны раздался крик кукушки. Один, другой, третий. Инна не стала считать, сколько раз пробили лесные часы: «Ку-ку…»

Глубокая печаль, и обещание призрачной надежды слышались в этих звуках…

– Какая благодать! – подумала Инна. Она наклонилась и подняла с земли несколько отцветших мужских серёжек осины. Пряный терпкий запах хлынул в лицо.