Любовница французского лейтенанта - стр. 60
– Грех? Вы, молодая женщина, одна в таком месте!
– Но, сударыня, ведь это всего-навсего большой лес.
– Я прекрасно знаю, что это такое. И что там делается. И кто туда ходит.
– Туда никто не ходит. Поэтому я там и гуляю – чтобы побыть одной.
– Вы мне возражаете, мисс? Неужели вы думаете, я не знаю, о чем говорю?
Тут следует заметить, что, во-первых, миссис Поултни никогда в глаза не видела Вэрской пустоши, даже издали, ибо ее не было видно ни с какой проезжей для карет дороги. Во-вторых, она была морфинисткой – но, прежде чем вы подумаете, что я сумасбродно жертвую правдоподобием ради сенсации, спешу добавить, что она этого не знала. То, что мы называем морфием, она называла лауданумом. Один хитроумный, хотя и нечестивый врач тех времен называл его «лорданум», ибо многие благородные (и не только благородные) дамы – а снадобье это в виде «сердечных капель Годфри» было достаточно дешевым, чтобы помочь всем классам общества пережить черную ночь женской половины рода человеческого, – вкушали его гораздо чаще, чем святое причастие. Короче говоря, это было нечто вроде успокаивающих пилюль нашего века. Почему миссис Поултни стала обитательницей викторианской «долины спящих красавиц»{80}, спрашивать нет нужды, важно лишь, что лауданум, как некогда открыл Кольридж{81}, навевает живые сны.
Я не могу даже представить себе, какую картину в стиле Босха{82} много лет рисовала в своем воображении миссис Поултни, какие сатанинские оргии чудились ей за каждым деревом, какие французские извращения под каждым листом на Вэрской пустоши. Но, кажется, мы можем с уверенностью считать это объективным коррелятом{83} всего происходившего в ее собственном подсознании.
Вспышка хозяйки заставила замолчать и ее самое, и Сару. Выпустив заряд, миссис Поултни начала менять курс.
– Вы меня глубоко огорчили.
– Но откуда мне было знать? Мне запрещено ходить к морю. Ну что ж, к морю я не хожу. Я ищу одиночества. Вот и все. Это не грех. За это меня нельзя назвать грешницей.
– Разве вы никогда не слыхали, что говорят о Вэрской пустоши?
– В том смысле, какой вы имеете в виду, – никогда.
Негодование девушки заставило миссис Поултни несколько сбавить тон. Она вспомнила, что Сара лишь недавно поселилась в Лайме и вполне могла не знать, какой позор она на себя навлекает.
– Пусть так. Но да будет вам известно, что я не разрешаю никому из моих служащих гулять там или по соседству. Вы должны ограничить свои прогулки более приличными местами. Вы меня поняли?
– Да. Я должна ходить стезями добродетели.{84}
На какую-то ужасную долю секунды миссис Поултни показалось, что Сара над нею смеется, но глаза девушки были смиренно опущены долу, словно она произносила приговор самой себе, и ведь, в конце концов, добродетель и страдание – одно и то же.