Любовница французского лейтенанта - стр. 14

– Я приносила пожертвования. Но я не совершала добрых дел.

– Пожертвование – наилучшее из добрых дел.

– Я не такая, как леди Коттон.

Столь резкий переход от небесного к земному не удивил священника. Судя по предыдущим высказываниям миссис Поултни, она знала, что в скачке на приз благочестия на много корпусов отстает от вышеозначенной дамы. Леди Коттон, жившая в нескольких милях от Лайма, славилась своей фанатической благотворительностью. Она посещала бедных, она была председательницей миссионерского общества, она основала приют для падших женщин, правда, с таким строгим уставом, что питомицы ее Магдалинского приюта{32} при первом удобном случае вновь бросались в бездну порока – о чем, однако, миссис Поултни была осведомлена не более, чем о другом, более вульгарном прозвище Трагедии.

Священник откашлялся:

– Леди Коттон – пример для всех нас.

Это еще больше подлило масла в огонь, что, возможно, входило в его намерения.

– Мне следовало бы посещать бедных.

– Это было бы превосходно.

– Но эти посещения меня всегда так ужасно расстраивают. – (Священник невежливо промолчал.) – Я знаю, что это грешно.

– Полноте, полноте.

– Да, да. Очень грешно.

Последовала долгая пауза, в продолжение которой священник предавался мыслям о своем обеде (до коего оставался еще целый час), а миссис Поултни – о своих грехах. Затем она с необычайной для нее робостью предложила компромиссное решение своей задачи.

– Если бы вы знали какую-нибудь даму, какую-нибудь благовоспитанную особу, попавшую в бедственное положение…

– Простите, я вас не совсем понимаю.

– Я хочу взять себе компаньонку. Мне стало трудно писать. А миссис Фэрли так скверно читает… Я бы охотно предоставила кров такой особе.

– Прекрасно. Если вы этого желаете, я наведу справки.

Миссис Поултни несколько устрашилась предстоящего безумного прыжка в лоно истинного христианства.

– Она должна быть безупречна в нравственном отношении. Я обязана заботиться о своей прислуге.

– Разумеется, сударыня, разумеется.

Священник поднялся.

– И желательно, чтоб у нее не было родни. Родня подчиненных может сделаться такой тяжелой обузой…

– Не беспокойтесь, я не стану рекомендовать вам сколько-нибудь сомнительную особу.

Священник пожал ей руку и направился к двери.

– И, мистер Форсайт, она не должна быть слишком молода.

Он поклонился и вышел из комнаты. Но на полпути вниз он остановился. Он вспомнил. Он задумался. И быть может, чувство, заставившее его вернуться в гостиную, было не совсем чуждо злорадству, вызванному столь долгими часами лицемерия – или, скажем, не всегда полной искренности, – которые он провел возле облаченной в бумазейное платье миссис Поултни. Он вернулся в гостиную и остановился в дверях.