Любовница №2358 - стр. 3

Это неизбежно, я твердила себе это тысячу раз, но сейчас мечтала о том, чтобы отсрочить. Я чувствовала себя потерянной. Проданной. Вещью. Чего я хотела? За все надо платить. За шесть лет покоя. Если называть все своими именами, я всего лишь беглая дочь уголовника, брошенная в дорогущем ресторане.

2. 2

6 лет назад

В тот день я видела отца в последний раз. За три месяца, которые он провел в Центральной тюрьме, мне позволили свидания лишь четырежды. Никогда не забуду это чувство: коридоры, решетки, надзиратели. Едва переступишь порог — будто перекрывают кислород, кладут на грудь каменную плиту. Она душит. Она пригибает к земле. Становишься ничтожным, виноватым во всем. И ты опускаешь голову, будто впрямь виноват. Помню руки досмотрщиков. Они задерживались на мне непозволительно долго. Шарили  — и внутри все съеживалось от омерзения.

Красномордый боров в синем форменном кителе копошился между ног, терся пахом о мою задницу, пока в штанах не затвердело:

— Если сумеем договориться — устрою целых полчаса вместо десяти минут.

Я молчала. Не от того, что не знала ответ, а от того, что онемела. Эти руки, этот приглушенный шепот. Хотелось блевануть — но тогда точно не видать свидания. К горлу подкатывал ком, и я невольно зажала рот ладонью. Пусть щупает, пусть трется — это я стерплю. Большее — ни за что.

Мне было восемнадцать, я уже замечала, как на меня смотрят. Все они. Соседские мужики. Парни в школе. Просто прохожие. Отец искренне гордился моей красотой — но он всегда жил в каком-то другом, идеальном мире. Весь в своей работе. Я же уже не испытывала такого восторга. Моя внешность — как вшитый чип, который не позволит скрыться, спрятаться. Я уже знала эти взгляды. Липучие, как нагретая солнцем жвачка, выпавшая из чужого рта. Хотелось стряхнуть их, но они тянулись следом тенетами мерзкой резины. Это неприятно, кто бы что ни думал. Я сто раз говорила Дарке, единственной подружке, но та не верила. Все считала, будто кокетничаю, набиваю цену. Она не понимала, что это невыносимо. Говорила, что с радостью поменялась бы со мной местами.

Влажные ладони нырнули в штаны и легли на голую задницу. Горячие, будто их только что вынули из кипятка. Пальцы впились в плоть, наверняка, до синяков. Ногти скребли по нежной коже. Хотелось заорать. Высоко, визгливо, чтобы заложило уши, чтобы охрипнуть. Но я молчала и терпела. И была рада тому, что он стоит за спиной, и я не вижу красную рожу с отвисшей слюнявой нижней губой. На его кителе было написано имя, но я не хотела его читать. Не хотела знать имя. Он — безыменное нечто. Толстяк, наконец, вынул руки из моих штанов, но лишь для того, чтобы нырнуть под кофту и вцепиться в грудь. Наглаживал, теребил соски. Развернуться, полоснуть ногтями по рыхлой красной щеке. И всему конец: я больше никогда не увижу отца. А он не увидит меня. Сейчас я нужна ему больше жизни. Я не позволю ему почувствовать себя брошенным и забытым. Я есть. И я его люблю.