Любовь и небо. Книга 1 - стр. 30
Новая, третья по счёту мужская школа в Челябинске, где я начал учиться, находилась в трёх километрах от дома. Это было солидное четырёхэтажное здание, окружённое красивым чугунным забором. Позднее к общей радости раздельное обучение отменили, и в нашем « 9– том «А» появилась единственная девушка – Женя Кожевникова. Весёлая, разудалая и рыжая, с милой щербинкой между резцами, она пользовалась неоспоримым авторитетом и объектом внимания всего класса. Мне припомнился рассказ Горького « Двадцать шесть и одна», однако Женька хотя и принимала ухаживания, дальше лёгкого флирта не заходила. Слухи и намёки о её мнимой неприступности, конечно, были, но их распускали завистники, оскорблённые её равнодушием. Мне довелось как-то проводить Женьку до подъезда, и кроме фривольного разговора ничего не вышло.
В любом молодёжном коллективе почти каждый носит кличку. Для краткости в общении. Но каждая из них является, как правило, ключевым словом к характеристике человека, своеобразным, так сказать, ярлыком на предлагаемый товар. Как они возникают и кто их автор, никого не интересует, главное, что она есть. Носят они временный характер, но иногда прилипают до тех пор, пока не износишься сам.
Свою первую кликуху я получил в шестом классе с лёгкой руки исторички. Мои ответы при опросе выходили за рамки школьной программы, и это её удивляло:
– Гениально! – восклицала она, выслушивая краткие подробности в раскрываемой мною теме. – И откуда тебе это известно?
– Да так, – скромничал я, умалчивая об источниках своих знаний, – читал кое – что.
Не мог же я ей сказать, что пользуюсь Большой советской энциклопедией.
С тех пор на короткое время ко мне прилипла кличка «Гений». Внешне я на неё не обижался, а втайне даже гордился. Но носил её недолго. И в этом была виновата та же историчка. Как-то после моего очередного блестящего ответа она с уверенностью сказала:
– Из тебя выйдет прекрасный историк! Ведь выйдет же? – посмотрела она на меня умоляюще. Не знаю, почему… да что там – по своей глупости, я возьми и ляпни:
– Извините, Людмила Михайловна, но историю я не люблю.
Только потом до меня дошло, что заявление моё перед всем классом об отношении к истории прозвучало худшим из оскорблений в её адрес. Деликатная женщина, она промолчала, но с тех пор, как бы я не отвечал, оценки выше четвёрки у меня не было.
Вскорости позабылась и кличка. Зато появилась другая – « Актёр». Она имела прямую связь с моим увлечением драмкружком. Но прожила тоже недолго. И прошёл ещё добрый десяток лет, прежде чем среди польских спекулянтов я стал фигурировать под псевдонимом « Длинный». Псевдоним проходил, очевидно, под большим секретом, поскольку даже я узнал об этом совершенно случайно.