Любовь и хоббиты - стр. 27
– Ну че, будем хоббита есть?
– Сырой совсем, могли бы и зажарить.
– Много ты понимаешь в хоббитах, сырые – самый смак!
– Дааа? Тогда ладно, уговорил, давай пробовать!
Тут я от ужаса задыхаться стал, кашлять, и к счастью понял, что просыпаюсь… Распахнул глаза, чернота вокруг, страшно. В душе тяжко, и на теле что-то неподъемное; мощный храп в самое ухо, вдруг – затишье и бранное слово на древнескандинавском. Снова храп.
Я забыл о себе самые важные вещи: имя, адрес, друзей и родственников, про миссию и надежду спастись… Я был никто.
Как постепенно выяснилось, на меня давили целых три цвергские туши и пустая сковорода в придачу. Приличных размеров сковородочка была, именно на ней в начале вакханалии лежал целый кабан в компании отварного картофеля.
Я вслепую, на ощупь выбрался из-под живого завала, отпихнул вылизанную до блеска сковороду (в ней отражалось тусклое мерцание слабых огоньков), осмотрелся и осознал пару важных вещей.
Стол снился не просто так – я действительно на нем только что лежал, но какими судьбами очутился в таком интересном положении, сказать трудно. Ясно было одно – эти мирно спящие сейчас цверги рухнули на меня, придавили, и от шока я потерял сознание. Вполне возможно, бородачи отключились еще до падения.
Даже потеряв память, я испытал внезапную радость, когда случайно увидел наголо обритого цверга: он спал на куче других цвергов, по-гномьи сцепив пальчики на пузе. У него была удивительная голова, голая от макушки до подбородка. Он был один такой на всю спящую братию черных, сальных бород! Казалось, белая кожа на черном фоне светится, но это, конечно, обман зрения, и, самое умилительное – зеленый шарфик на шее, напоминающий…
Уни-Говорящие-Слюни – догадались? – улыбнулся, не открывая глаз, и, чмокая, погладил «шарфик», в котором угадывалась ловко отрезанная от цверга борода. Кто отрезал и почему – я так никогда и не узнал, в любом случае благодетелю спасибо.
Храпели по углам и в пространстве между ними; цверги валялись на полу вперемешку с разломанными стульями и объедками. Угли в каминах отдавали последнее тепло, в одном очаге догорал сапог, в другом курился бараний череп. Люстры излучали слабое свечение, и этот воздух…
Трудно описать запах… отвратительный; что-то похожее, наверное, творится в кишечнике дракона спустя два-три дня после налета на заброшенный виноградник. Тело, включая голову, превратилось в одну сплошную отдавленную мозоль, нормальных мыслей в черепной коробке – ноль, хотелось света, морозной свежести и вишневого компота, лучше вчерашнего. Я двигался к самому светлому и чистому участку пещеры, подальше от стола, шел в основном на ощупь, перекатывался с одной спины на другую, постоянно попадал ногой в чей-нибудь полный живот, выпутывался из одной бороды и сразу впутывался в другую.