Любовь гика - стр. 50
У меня тоже текло из глаз и из носа, обжигающая боль в горбе уже поползла вверх по шее, как пылающий яд от укуса огромной пчелы. Смотреть на слезы Арти было странно и интересно. Раньше я никогда не видела его слез. Даже не думала, что он умеет плакать. Мои собственные рыдания и вкус слез и соплей на губах – это было знакомо. Легко. Даже жжение в горбе было как раз моего размера. Но то, как плакал Арти, явилось для меня откровением. Его тело плакало, а мозг – нет. Глаза за пеленой слез оставались такими же жесткими и пронзительными, как всегда. Кровь из предплечья текла быстрее и гуще, чем прозрачная жидкость из глаз, но меня больше тревожили слезы, не кровь.
Звук клаксона резко умолк, сменившись ревом сирен. Голоса раздавались повсюду, а мы с Арти лежали, прижавшись к тени под ржавой коркой на днище машины, пока за нами не пришла Лил. Вернее, приползла на четвереньках. Она растерянно ползала по стоянке, заглядывая под все автомобили и выкрикивая наши имена. Когда она нас нашла, у нее пропал голос. Первой она вытащила меня, и я сидела, дрожа мелкой дрожью, на горячем асфальте, пока мама тянулась дальше под машину – за Арти. На руке, на которую она опиралась, виднелись яркие красные пятна, стремительно засыхавшие. Лил вытащила Арти на свет. Затем прижала его к животу и поднялась вместе с ним. Я вцепилась обеими руками в полу ее синей блузки, и мы проковыляли через широкую разделительную полосу к следующему ряду автомобилей. За маленькой красной машиной прямо на асфальте лежали Элли и Ифи, лицами вверх. Какая-то крупная женщина в сером форменном костюме стояла на коленях между их головами. Лица близняшек сморщились и покраснели от слез. Они обе смотрели на руку, которую бинтовала женщина в форме. Ее глаза оставались спокойными, непроницаемыми, а плотно сжатые губы ни разу не дрогнули. Рядом с ними, на краю тротуара, сидела старушка, которая остановила тележку, чтобы нас рассмотреть. Мужчина в сером держал ее за запястье и что-то тихо ей говорил. Он сунул в уши наконечники стетоскопа и запустил головку с мембраной под воротник старой женщины, но она не обращала внимания на врача. Она смотрела на меня, а потом – на Арти, когда Лил положила его на землю.
– Их тоже, пожалуйста. Посмотрите их тоже, – твердила Лил, имея в виду нас с Арти, а затем откуда ни возьмись набежали еще люди в сером, и чьи-то большие горячие руки легли мне на спину и сорвали с меня рубашку.
Пчелиный укус на горбе, получив приток свежего воздуха, защипал с новой силой. Я видела, как другой врач положил пальцы на шею Арти, рот Арти распахнулся, и нити слюны, похожие на паутинку, протянулись между губами, и изо рта вырвался пронзительный, жалобный визг, когда кровавую рану зажали белыми марлевыми салфетками. Лил разрыдалась в голос, потом взяла себя в руки, а затем разрыдалась опять и принялась гладить голову Арти, распростертого на асфальте в окружении хлопочущих над ним врачей.