Любимый с твоими глазами - стр. 13
- Прости, я помню, что обещал.
Нет, малыш, ты ни в чем не виноват. Это все я…
- Не извиняйся, родной, это я нечестно поступила, что попросила тебя не спрашивать. Тебе интересно, я это понимаю. Да, я была замужем.
- За…ним? За моим...папой, да?
- Да…
- Бабушка говорит, что он — козел.
- Она так сказала? - удивленно смотрю на него, он опять взгляд отводит и плечами дергает.
- Ну не то чтобы мне…
- Та-а-ак…
- Слышал их разговор с дедой.
- Подслушал, то есть?
- У них стены тонкие, я не виноват! - нагло парирует, но потом смотрит на меня и кивает, - Подслушал, да.
- Так нельзя делать.
- Знаю, но я признался честно.
- Очень мило, и все равно.
- Больше не буду.
- Ладно…
Не верю ему, конечно же, в нашей семье от Давида скрыть что-то — нереально. Хорошо он знает, что такое «личный» ящик и туда не залезет никогда. По крайней мере я надеюсь очень…
Тем временем Давид забывает о нашем разговоре, снова берет ложку, но я то уже не могу забыть. Знаете, не хочу на него вешать ошибки Олега, поэтому нежно убираю его волосы назад и шепчу на ушко.
- Он не был козлом, Давид. Твой неплохой человек. Просто не наш — так бывает.
- Он тебя тоже обидел, да? - не поворачиваясь спрашивает, я в ответ вздыхаю и утыкаюсь ему в шею.
- Мы оба друг друга обидели, малыш.
Он — тем, что обманул меня так феерично, я — тем, что родилась. Конечно, об этом я ему не скажу. Ни сейчас, ни когда Давиду стукнет четырнадцать, восемнадцать, сорок…Эта часть истории останется только между мной и свадебной фотографией, которую я до сих пор зачем-то храню в своем личном ящике рядом с кольцом, что принесло мне море боли, но и самое больше счастье. Мир, который сейчас сидит у меня на коленях и подпевает песенке из мультика про желтую Губку, разгоняя так просто все душевные смуты.
***
Следующие два дня для меня — что-то невообразимое. Никаких «тяжелых» разговор, только наше с сыном время. Я везу его, естественно, первым делом за Тульскими пряниками, а потом и к памятнику ему, родимому. Давид требует его сфотографировать (при том натурально так требует, будто я против). Пока лазил на него, порвал своих джинсы на попе, и я так смеялась — он разобиделся. Пришлось ехать и покупать ему новые штаны. Так я впервые оказываюсь в том самом торговом комплексе, который видела исключительно на планах и на макете. Получилось здорово. Нет, это не то слово! Великолепно. Я засматриваюсь на оазис на первом этаже, на декоративный садик, где стоят сейчас огромные такие грибы. Их, конечно, не было — скорее всего руководство воткнуло для посетителей. Пофоткаются, выложат — им больше клиентов, понятное дело. Детей такие вещи привлекают, вон и мой обо всем забыл — понесся вперед, как ветер. За Давидом вообще глаз да глаз нужен, он у меня очень уж активный мальчик. Я только на него и смотрю. Нет, не поэтому — не могу никуда больше. Волнуюсь, но главное — не хочу. Может быть так нельзя делать, но он — вся моя жизнь, и по большому счету мое главное спасение. Если бы я не забеременела тогда, не знаю, как смогла бы пережить все то, что со мной произошло. Сейчас я ни о чем не жалею — из-за него не жалею. Моя жизнь до Давида казалась теперь абсолютно пустой, и чтобы его порадовать больше, когда мы меряем ему штаны, я останавливаюсь и шепчу.