Любимые забавы папы Карло - стр. 40
Сплошные вопросы, никаких ответов. Одно лишь знаю точно, оборвана единственная тоненькая линия, ведущая к Эдуарду, я забрела в непроглядно черный тупик, из которого нет выхода, куда ни суйся, везде каменные стены. Бедная Кирка, похоже, я не сумею ей помочь!
Злые слезы подступили к глазам, и тут ожил мобильный.
– Да, – проглотив горький комок в горле, сказала я, – слушаю, говорите.
– Малина беспокоит, – прохрипело в ухе.
Я чуть не выронила сотовый.
– Кто? Эдуард? Как вы меня нашли?
– Ванда я, – сообщил голос, – сами же телефончик оставили. Велели звонить, ежели чего вспомним.
Тут до меня дошло, что от неожиданности я перестала дышать и сейчас задохнусь. Сделав огромный глоток воздуха, я воскликнула:
– Вы что-то можете рассказать? Знаете, кто паспорт у мужа брал!
– Ага, – кашлянула Ванда.
– Уже еду.
– Пятьсот баксов, – предупредила супруга Малины.
– Что?
– Сведения продаются.
Я стала лихорадочно подсчитывать имеющиеся у меня деньги. Так, в коробочке, где храню «хозяйственные» рубли, есть сумма, эквивалентная ста долларам, еще триста затырены в шкафу, под постельным бельем. Это неприкосновенный запас, госпожа Тараканова пытается собрать на новую машину. Делаю я это очень оригинально. Из каждой получки отстегиваю некую сумму и запихиваю под чистые простыни. В этот момент ощущаю себя богатой женщиной и бываю страшно довольна. Но уже через неделю становится понятно, что оставленных на хозяйство денег катастрофически не хватает, и снова приходится лезть в шкаф, на этот раз, чтобы вытащить накопленное. Ситуация тупо повторяется каждые тридцать дней и напоминает анекдот о бедных крестьянах, которые утром сеяли картошку, а вечером ее выкапывали, потому что очень хотели есть.
– Четыреста, – быстро сказала я, – могу привезти через пару часов.
Ванда снова закашлялась.
– Ладно, к восьми вечера. Ты метро хорошо знаешь?
– Всю жизнь в Москве живу!
– Ну и ладушки, приезжай ко мне на работу, там и поболтаем.
– В какую сторону катить?
Ванда назвала станцию и спросила:
– Найдешь такую?
– Конечно, а дальше, я выйду на улицу, и куда?
– Никуда, я на кассе сижу, подойдешь к окошку. Значит, к восьми. Народ схлынет, я отойти смогу.
Я бросила телефон на сиденье и стала перестраиваться в левый ряд. Никогда не следует сдаваться. Отчаянье – это грех. Жизнь интересная штука, в тот момент, когда кажется, что выхода нет и ты начинаешь тонуть, невесть откуда появляется плывущее по реке бревно, уцепившись за которое легко можно спастись. А еще, если понимаешь, что неведомая сила затягивает тебя на дно жизни, надо не плакать, не стонать, а опуститься вниз и, сильно оттолкнувшись, вынырнуть на поверхность. Чем хуже нам сейчас, тем лучше потом, из любой ситуации можно найти два выхода, главное, никогда не говорить себе: «Все. Конец. Я погибла».