Любимая мартышка дома Тан - стр. 42
И все же то выступление ее на нашем рынке запомнилось мне надолго. Может быть, я слишком давно не был дома и не видел, что сталось с нашими танцами.
Для начала я широко открыл глаза, увидев вдобавок к лакированному барабанчику из Кучи длинный литофон, большой барабан на красной станине и еще целую коллекцию гонгов. Три человека только для того, чтобы производить грохот? Кто услышит за ним голос флейты?
Но флейты тут не было вообще. Были рвущие, стонущие голоса скрипок из Ху, игравших с невероятной мощью. И была полураздетая Меванча, с волосами в жемчужной сетке и такой же сетке, еле закрывающей грудь, – «дева с Запада, кружащаяся в вихре».
Вихрь оказался первым же танцем, с места в карьер, и ритм ревущих гонгов с барабанами был быстрее, чем грохот копыт, еле касающихся земли в галопе. Потом был танец в знаменитом малиновом костюме с парчовыми рукавами и в зеленых узорчатых панталонах – помню круг потрясенных лиц вокруг, застывших вплоть до того момента, когда Меванча, уже сбросившая одежду и оставшаяся в одних занавесями свисающих с ее плеч и талии ожерельях, замерла на одной ноге, перекинув левую через чуть согнутое колено правой.
Тут толпа заревела, к ногам звезды полетели уже не монеты, а целые кошельки.
Еще Меванча танцевала на шаре под знакомые всем «Три тюркских плоскогорья», и на лице ее комический испуг чередовался с чувственной улыбкой. А потом скрипки из Ху начали отбивать совсем бешеный ритм, не хуже гонгов и барабанов, и то был совершенно новый, не виданный еще мною танец.
Для этого танца ей понадобился Сангак.
Резким движением протянула она руку моему другу, сидящему у самой кромки ковра, рука эта изогнулась, ладонь сделала всем понятное движение, это была просьба – да нет, команда – «встань».
Сангак не очень уверенно поднялся на ноги, и танцовщица, втолкнув его на середину своего ковра, закружилась вокруг него, как вокруг каменного истукана, будто бы не касаясь его даже мизинцем. Было похоже, что вот сейчас она врежется в эту твердо стоявшую, чуть расставив ноги, скалу и разобьется, – но каждый раз бешеная череда поворотов обводила ее вокруг него (а Сангак только моргал, глядя прямо перед собой). Дальше она отталкивалась от него, как волна о берег, и отлетала снова. И, наконец, перекувыркнулась через его плечо так, что только мелькнули ноги, приземлилась сзади и, изогнувшись до земли и держа Сангака за пояс, замерла в абсолютной тишине – потому что тут весь громогласный оркестр замолчал сразу, на рвущем уши аккорде.
Сангак стоял очень прямо, он боялся пошевелиться, и лицо его было строгим и серьезным.