Люби меня по-немецки - стр. 62
- Папа! – с укоризной обрываю отца, почему-то оскорбившись.
Никогда прежде не видела его таким взвинченным, что это на него только в обществе Рейнхарда находит?
- А смотрите, что у меня тут е-есть, - пьяненько тянет дядя Яша и через мгновение гостиную заполняют скрипучие звуки танго.
Старый граммофон – главная гордость дядюшки, на каждой вечеринке он неизменно ставит раритетные пластинки, заставляя всех отплясывать под Муслима Магомаева или допотопную "американьщину".
- Музыка моей юности, вам нравится ретро, Олег? - покачиваясь в такт мелодии раскраснелся дядя Яша.
- Просто обожаю. Как раз пора растрясти брокколи. Потанцуем? - Курт поднимается и протягивает мне ладонь. Выбора нет: под умильное улюлюканье родных неохотно встаю следом и позволяю вывести себя на самый центр гостиной.
- Только попробуй что-нибудь выкинуть – ноги отдавлю, - сквозь улыбку шиплю своему напарнику и громко охаю, когда он виртуозно подхватывает меня рукой за поясницу, и наклоняет назад так низко, что я вынуждена поднять правую ногу.
- Если ты не знала, то я отлично танцую, - он возвращает меня на место и прижимает к себе так тесно, что я ощущаю как бьётся его сердце. А ещё этот умопомрачительный аромат...
Грациозно развернувшись, вытягиваем перед собой сцепленные замко́м руки и синхронно поворачиваем голову влево.
- Отлично танцуешь? Значит, ничего не мешает. Нашёл чем хвастаться.
- Это ты о чём? – уголком губ спрашивает он и делает резкий выпад вперёд, затем так же порывисто возвращаясь на исходную.
- Знаешь же русскую поговорку, что плохому танцору всегда мешают...
- А так? – он вдавливает меня к себе настолько сильно, что я ощущаю теперь не только биение его сердца. Упс. Кажется, я поторопилась с выводами. Очень сильно поторопилась.
Задыхаясь от умопомрачительной близости, кряхчу:
- Пусти, ты мне рёбра сломаешь.
- Ничего, твой папа-костоправ тебя быстро починит.
- Мой папа – хирург, лучший в Москве, - добавляю не без гордости, и снова доверчиво падаю на его согнутую в локте руку.
Пока мы, препираясь, кружимся по гостиной, краем глаза замечаю обращённые на нас взгляды: мама едва не утирает платочком слёзы умиления; Вика, потягивая джин-тоник, выдавая его за сок, зло смотрит на нас поверх стакана, а отец демонстративно отвернулся, рассматривая дядину коллекцию пивных крышек.
Вот же упёртый!
Но сейчас папа и его бзики волнуют меня меньше всего. Мне так легко, так хорошо, словно я глотнула галлон морфия и пребываю сейчас в полубессознательной эйфории.
Должна признаться, танцует Курт действительно божественно, словно всю жизнь этому посвятил. Чувствую, что должна ему в этом признаться, ну что я, в самом деле, веду себя как противная язва!